Старики

Вдруг танк бросает влево. Нас со Стропилой сильно бьет о башню. Металл скрежещет о металл. Танк бьет в холмик на дороге, резко сворачивает вправо и с рывком останавливается, из-за чего нас бросает вперед. Мы со Стропилой цепляемся за пушку, и из меня вырывается: «Сукин сын...»

Белокурый командир танка вылезает из башенного люка и соскакивает с задней части танка.

Водила уводит танк на обочину.

В пятидесяти ярдах позади, вытянув ноги, валяется на спине буйвол. Буйвол ревет, бьет кривыми рогами. На палубе, посередине дороги, я замечаю крохотное тельце, лежащее лицом вниз.

Вьетнамское мирное население с щебетаньем выпархивает из придорожных лачуг, пялятся на дорогу, тычут пальцами. Вьетнамское мирное население собирается вокруг, чтобы посмотреть, как их американские спасители только что выдавили кишки из ребенка.

Белокурый командир танка общается с мирным вьетнамским населением по-французски. Затем, когда белокурый командир возвращается к танку, его преследует по пятам древний папасан. На глазах папасана слезы. Высохший старикан потрясает костлявыми кулачками и забрасывает спину командира танка азиатскими проклятьями. Мирное вьетнамское население замолкает. Очередной ребенок умер и, хоть все это и печально, и больно, они с этим смиряются.

Белокурый командир танка забирается на танк и засовывает ноги обратно в башенный люк. «Железный Человек, гребаный ты говнюк. Приказываю водить эту машину как танк, а не как спортивную тачку, мать твою. Идиот слепошарый, ты ту девчонку сбил. Черт, я же ее даже через эти триплексы хреновы разглядел. Она стояла на спине того буйвола...»

С напряженным лицом водитель оборачивается. «Да не видел я их, Шкипер. А они о чем думали, когда поперлись через дорогу прямо передо мной? Что, эти косоглазые не знают, что ли, что у танков преимущественное право на дороге?» Лицо водителя покрыто тонкой пленкой масла и пота, железо въелось в его душу, и он стал деталью этого танка, он потеет маслом, которым смазаны его шестеренки.

Белокурый командир танка говорит: «Лажанешься еще раз, Железный Человек, и точно в хряки отправишься».

Водитель разворачивает голову обратно. «Есть, сэр. Я буду следить за дорогой, лейтенант».

Стропила спрашивает с болезненными выражением лица: «Сэр, мы эту девочку насмерть задавили? Почему этот старик на Вас кричал?»

Белокурый командир танка вытаскивает из набедренного кармана зеленую шариковую ручку и зеленую записную книжечку. Что-то в ней записывает. «Дед этой девчонки? Да он вопил о том, как ему этот буйвол дорог. Хочет компенсацию получить. Хочет, чтоб мы ему за буйвола заплатили».

Стропила умолкает.

Белокурый командир танка вопит на Железного Человека: «Заводи, слепошарый ты сукин сын».

И танк катит дальше.

На окраине Хюэ, древней имперской столицы, мы замечаем первые признаки сражения – собор многовекового возраста, превращенный пулями в перечницу из каменных руин, с провалившейся вовнутрь крышей и стенами, насквозь пронзенными снарядами.

Въезжая в Хюэ, третий по величине город во Вьетнаме, испытываешь странное по своей новизне ощущение. Раньше наша война велась на рисовых полях, среди лачуг, где бамбуковая хижина – самое большое строение. А теперь, разглядывая последствия войны в большом вьетнамском городе, я снова чувствую себя салагой.

Погода премерзкая, но сам город прекрасен. Хюэ уже столько времени прекрасен, что даже война и плохая погода не могут его изуродовать.

Пустынные улицы. Каждое здание в Хюэ поражено каким-нибудь снарядом. Земля еще не высохла от ночного дождя. Воздух прохладен. Весь город закутан в белую дымку. Солнце идет на закат.

Мы катим мимо танка, развороченного ракетами из гранатомета B-40. На стволе 90-миллиметровой пушки разбитого танка надпись: «ЧЕРНЫЙ ФЛАГ».

Пятьдесят ярдов дальше по дороге мы проезжаем мимо двух грохнутых трехосных машин. Один из здоровенных грузовиков опрокинут набок. Кабина грузовика – груда изорванной и перекрученной стали. Второй трехосник сгорел, и от него остался только черный железный остов. Дырки от пулевых отверстий сверкают сквозь крылья обоих грузовиков как бусы.

Когда мы проезжаем мимо школы «Квок Хок», я хлопаю Стропилу по руке. «Здесь Хо-Ши-Мин учился. Интересно, играл он в школьной команде в баскетбол или нет? А еще интересно – с кем он на выпускном балу танцевал?».

Стропила ухмыляется.

Где-то далеко слышны выстрелы. Одиночные. Короткие очереди из автоматического оружия. Сражение на какое-то время прекратилось. Те выстрелы, что мы слышим – это просто хряк какой-то решил счастья попытать.