Старики и Бледный Блупер

Командир Бе Дан собирает свой автомат, четко, по разделениям, ни на такт не сбиваясь с ритма. Он враг моего правительства, но для меня он хороший человек, реальный профи, азитский хряк с драной жопой и на рисовой заправке. Бывает так, что взаимное уважение между людьми, которые дерутся со смертью с противоположных сторон заграждений, становится выше всяких там знамен. Чтобы убить человека, настолько преданного делу, как командир Бе Дан, нужен человек, который своему делу предан никак не меньше. А люди, преданные своему делу – такая редкость, что бессмертие командиру Бе Дану практически гарантировано.

Командир Бе Дан одобрительно кивает, спуская курок незаряженного автомата.

Он протягивает здоровую руку. Сонг наклоняется, целует ее и засувениривает ему полностью набитый изогнутый магазин, тяжелый от тридцати золотистых пуль, которые понадобятся ему, чтобы сражаться с Черными Винтовками.

Командир молча принимает магазин и вставляет его в автомат, потом досылает патрон в патронник. Он прислоняет заряженный автомат к ближайшей стене хижины, куда легче всего дотянуться.

Я прикрываю дверцу и сижу в темноте.

Мне слышно, как они сейчас вместе. Они снова занимаются любовью, на этот раз почти молча. Оргазм Сонг похож на стон от боли, а потом еще несколько минут она всхлипывает, а командир шепчет, и голос его готов задрожать: "Гм… Гм…"

* * *

Я высиживаю в тоннеле час, дожидаясь, пока Сонг с командиром не заснут безмятежным сном.

Когда я выглядываю из-за дверцы, лунный свет, который попадает в дом через окна без стекол и ставней, оказывается таким ярким, что я вижу, как они держат друг друга за руки во сне.

Я проползаю по черному тоннелю двадцать ярдов, нащупывая путь в полной темноте.

Я шагаю вдоль берега реки. В лунном свете речные воды отсвечивают чернотой и золотом. Слушаю, как соревнуются сверчки в турнире по сверчанию. Лягушки шлепаются в воду, когда я прохожу мимо. Ночной воздух влажен и чист, он сладок от благоухания ночных лотосов.

Я сижу на песке в темноте, рядом со стиральным камнем, и в голове моей мечты об Алабаме, мечты о побеге. Когда б не раненая эта нога…

* * *

Засыпая, я думаю о том, что надо бы украсть какое-нибудь оружие, немного еды и выдвинуться беглым шагом в джунгли как толстозадая птица, на пару с комендор-сержантом Герхаймом, моим бывшим инструктором, который станет для меня единственным попутчиком на долгом пути домой. Ганни Герхайм будет идти рядом, напоминая: "Всего-то навсего, рядовой, сделай один шаг. Всего один шаг. Всего один шаг за раз. Кто угодно может сделать один шаг, рядовой Джокер. Даже ты".

Этой ночью мне снова снятся сны про наконечники от стрел. Когда я был маленьким, то частенько бродил по алабамским холмам, покрытым красной глиной, собирая кремневые наконечники от стрел, остроги из обсидиана, топоры из серого камня. Иногда мне попадались бусы из запекшейся глины и обломки разбитых горшков.

Я просыпаюсь от петушиного крика. До рассвета еще далеко. Маленький рыжевато-золотой петушок Дровосека снова обманулся из-за поддельного рассвета. Осветительные ракеты вспыхнули на горизонте, и петушок решил, что это сигнал для него, и можно оторваться от души. Странно, но петухи у коммунистов кричат так же, как их американские собратья. На какой-то долгий миг мне показалось, что я снова в Мире, снова в Родном Городе в США.

Луна красная. Луна вовсю полыхает пламенем из-за черной тучи. Силуэты кокосовых пальм резко очерчены на фоне красного неба как связки колыхающихся черных лезвий.

Лягушки повышают громкость своего ора еще на одно деление. По берегу пробегает собака, гавкая на текущую речную воду. Собака черно-белая, наполовину призрак, наполовину тень.

Я думаю о своем отце, как он вечно работает, вечно собирает урожаи, но никак не может заработать ни доллара сверх того, что уйдет на пропитание в следующем месяце, и доволен просто тем, что жив-здоров, и может честно делать свое дело.

Я думаю о матери. Каждый раз, когда я думаю о матери, она представляется мне в одном из неизменных своих платьев из материи для мешков под муку, что всегда носила, когда я был маленьким, и каждый раз она или ужин готовит, или консервы заготавливает.

Я думаю о том, что очень соскучился по своей малышке-сестре, по Колоску, самое большое удовольствие в жизни у которой – опускать соленые орешки арахиса в "RC Cola" и глядеть, как они шипят.

Я думаю о Бабуле, своей бабушке, которая всегда полна энергии и доброго юмора. Вот прям сейчас она, наверное, рыбачит в реке Черный Воин, закатав линялые брюки цвета хаки выше костлявых коричневых колен, и бродит взад-вперед с бамбуковым удилищем, и в карманах ее рубашки извиваются красные червяки. Я вижу, как она подцепляет на крючок желтого сома, борется с ним, а потом вытаскивает из воды. Я вижу, как сом бьется на конце лески, брюхо у него белое, и он влажно блестит на солнце.