Старики и Бледный Блупер

Медицинский вертолет садится в районе высадки возле шоссе N 1, в миле к югу от Хюэ. РВ беспорядочно усыпан ходячими ранеными, лежачими ранеными и похоронными мешками. Мы со Стропилой не успеваем еще покинуть посадочную зону, а наш вертолет уже успевает загрузиться ранеными и снова поднимается в воздух, отправляясь обратно в Фубай.

Сидим перед разбомбленной бензоколонкой, ждем колонны "лихих наездников". Проходит несколько часов. Наступает полдень. Я снимаю бронежилет. Вытаскиваю старую, рваную бойскаутскую рубашку из северовьетнамского рюкзака. Напяливаю бойскаутскую рубашку, чтобы солнце не спалило тело до самых костей. На потрепанном воротнике красуются капральские шевроны, которые уже настолько просолились, что черная эмаль стерлась, и проглядывает латунь. Над правым нагрудным карманом пришит матерчатый прямоугольник, на котором написано: "1-я дивизия морской пехоты, КОРРЕСПОНДЕНТ". И по-вьетнамски: "BAO CHI".

Сидя на изрешеченной пулями желтой устрице с надписью "Шелл Ойл", мы попиваем коку по цене пять долларов за бутылку. У мамасаны, которая продала нам эту коку, на голове коническая белая шляпа. Каждый раз, когда мы что-нибудь говорим, она кланяется. Она щебечет и стрекочет как старая черная птица. Улыбается нам, обнажая черные зубы. Она очень гордится тем, что зубы у нее такие. Такие черные зубы, как у нее, получаются только если всю жизнь бетель жевать. Мы не понимаем ни слова из ее сорочьего стрекотанья, но ненависть, впечатанная в застывшую на ее лице улыбку, ясно дает понять: "Американцы, конечно, мудаки, но уж больно они богатые".

Ходит известная байка о том, что старые Виктор-Чарлевские мамасаны торгуют кокой, в которую подсыпают толченое стекло. Пьем и обсуждаем, правда это или нет.

Два "Дастера", легких танка со спаренными 40-миллиметровыми пушками, со скрежетом проезжают мимо. Люди в "Дастерах" оставляют без внимания наши поднятые вверх пальцы.

Часом позже "Майти Майт" пролетает мимо на скорости восемьдесят миль в час – максимум для такого маленького джипа. Опять не повезло.

Затем появляется колонна трехосных грузовиков, который катит за двумя танками M-48 "Паттон". Тридцать здоровенных машин с ревом проносятся мимо на полной скорости. Еще два танка "Паттон" едут замыкающими Чарли, обеспечивая тыловое охранение.

Первый танк увеличивает скорость, проезжая мимо нас.

Второй танк замедляет ход, взбрыкивает, дергается и останавливается. Из башни торчит белокурый командир танка, на котором нет ни шлема, ни рубашки. Он машет нам рукой, приглашая залезать. Мы напяливаем бронежилеты. Подбираем снаряжение и забрасываем его на танк. Потом мы со Стропилой вскарабкиваемся на твердый кусок горячего дрожащего металла.

В люке под ногами сидит водитель. Его голова едва высовывается наружу, только чтоб дорогу было видно. Руки лежат на рычагах. Он дергает ручку эксцентрика, и танк наклоняется вперед, подпрыгивает, скрежещет, все быстрее и быстрее. Рев дизельного двигателя в восемьсот лошадиных сил нарастает, пока не превращается в ритмичный рокот механического зверя.

Мы со Стропилой откидываемся на горячую башню. Повисаем на длинной девяностомиллиметровой пушке как обезьяны. Так приятно ощущать прохладу набегающего воздуха после многих часов, проведенных во вьетнамской духовке с температурой под сто двадцать градусов. Пропитанные потом рубашки холодят тело. Мимо пролетают вьетнамские лачуги, прудики с белыми утками, круглые могилки с облупившейся и выцветшей краской, и бескрайние мерцающие полотна изумрудной воды, свежезасеянные рисом.

Прекрасный сегодня день. Я страшно рад, что я жив, невредим, и старый. Я по уши в дерьме, это так, но я жив. И мне сейчас не страшно. Поездка на танке доставляет мне захватывающее ощущение силы и благодушия. Кто посмеет стрелять в человека, едущего на тигре?

И танк великолепен. На длинном стволе выведено краской: "ЧЕРНЫЙ ФЛАГ – Истребляем домашних грызунов". На радиоантенне развевается оборваный флаг Конфедерации. Военные машины прекрасны, потому что конструкция их функциональна, и оттого они настоящие, надежные и бесхитростные. Танк несет в себе красоту своих грубых линий. Это пятьдесят тонн брони, которые катятся вперед на гусеницах, похожих на стальные часовые браслеты. Этот танк защищает нас, катясь вперед и вперед без остановки, вызвякивая железом и оружием механические стихи.

Вдруг танк бросает влево. Нас со Стропилой сильно бьет о башню. Металл скрежещет о металл. Танк бьет в холмик на дороге, резко сворачивает вправо и с рывком останавливается, из-за чего нас бросает вперед. Мы со Стропилой цепляемся за пушку, и у меня вырывается: "Сукин ты сын…"

Белокурый командир танка вылезает из башенного люка и соскакивает с задней части танка.

Водила уводит танк на обочину.

В пятидесяти ярдах позади, вытянув ноги, валяется на спине буйвол. Буйвол ревет, бьет кривыми рогами. На палубе, на середине дороги, я замечаю крохотное тельце, лежащее лицом вниз.