Старина четвероног

В случае со Смэтсом я мог рассчитывать на его интерес к науке, тут же — как раз наоборот. Малая очень далек от науки, он известен своей суровостью, о нем говорят как о чрезвычайно религиозном человеке, последовательном кальвинисте. Недовольство и критика оппозиционеров его ничуть не трогает; взвесив вопрос и приняв решение, он действует по своему, а не по чужому усмотрению...

Резкий, нетерпеливый телефонный звонок прервал мои размышления. Ширер быстро пошел к аппарату, последовал долгий разговор, куски которого мы улавливали.

Да. Вернон Ширер, член парламента... Да-да, сегодня... Благодарю...

Новая неудача: почта сообщила Ширеру, что в «Гроте Шур» премьера нет, он в своем доме в Странде, отдыхает, и дано строгое приказание его не беспокоить. В ответ Ширер подчеркнул, что речь идет о важном и срочном деле. Теперь оставалось только надеяться на лучшее...

Ширер рассказывал нам о Малане, вдруг новый звонок — он стрелой метнулся к телефону.

Да-да, Ширер. Да, Ширер.

Пауза, затем на африкаанс:

Да, мадам, Вернон Ширер. Добрый вечер, миссис Малан. Доктор Малан здоров? Да, здесь профессор Смит.

Последовало краткое изложение основных фактов. Мое сердце безумно колотилось. Молчание — он слушает... долго, невыносимо долго, я трясся, как в лихорадке. Снова голос Ширера, несколько глуше прежнего.

Вы думаете, сейчас нельзя?

Опять молчание.

Хорошо, большое - болыпое спасибо, я вам чрезвычайно обязан. Спокойной ночи.

Ширер медленно вошел в комнату. Его унылый вид сказал все, у меня сердце оборвалось.

Я говорил с миссис Малан. Доктор Малан уже лег, и она решительно против того, чтобы его беспокоить. Он очень устал, они беспокоятся за его здоровье. Она ничего не могла сказать наверное, но обещала посмотреть, как он будет себя чувствовать утром. Если это окажется возможно, она передаст ему о моем звонке.

Двадцать два тридцать, 26 декабря 1952 года. Кажется, никогда кривая моей жизни не опускалась так низко. Песчинки времени безвозвратно утекали, судьба повергла меня лицом в прах, выжимая последние капли воодушевления из того, что от меня осталось. Завтра

в одиннадцать утра «Даннэттэр Касл» выходит дальше. Что, что я могу сделать? Последняя надежда, казалось, рухнула... Даже если Малан утром узнает о моем деле и заинтересуется им — Странд, это же чертовски далеко, на том конце ЮАС, до Дурбана оттуда почти столько же, сколько от Венеции до Лондона. И ведь рождество, учреждения не работают или почти не работают. Вряд ли вопрос будет улажен до отплытия судна.

Чтобы сохранить хоть какую-то надежду, остается только собрать вещи, покинуть судно и остаться в Дурбане. Ох, уж эти премьер-министры! Конечно, их тоже надо понять, если подумать, каково им приходится. Я в своей области испытываю нечто похожее, но разве это утешение! Я чуть не окаменел от предельного отчаяния. Надо было встать и уходить, а я не мог. Будто парализованный. Вдруг миссис Ширер поднялась и весело произнесла:‘

— Ну что падать духом! Никогда не знаешь, что будет завтра. Не уходите, профессор, выпьем сначала чашку чаю.

С этими словами она вышла.

Мне пришлось однажды говорить с одной иностранкой, которую я очень уважал за ум (и только! мы оба уже были семейные люди). Мы обсуждали англичан: ее раздражало, что в трудный момент, когда надо безотлагательно действовать, кто-нибудь непременно скажет: «Так, а сперва давайте выпьем чашечку чаю». И будь любезен, жди, пока они, прежде чем браться за дело, не напьются чаю. Немного погодя миссис Ширер вернулась с полным подносом всевозможных лакомств и поставила передо мной чай и печенье. Я ел и пил, но мне с таким же успехом могли бы подать опилки и болотную жижу.-

Кончилось чаепитие, надо было уходить, но я никак не мог заставить себя подняться. Казалось бы, все сделано — нет, сознание не хотело мириться с таким заключением. Я не в силах предпринять что-либо еще, и все- таки— неужели сдаться?.. Я уже оперся руками о стол, напрягся, чтобы встать, но мешкал. Все выжидательно глядели на меня, царила напряженная тишина... Внезапно ее разорвал громкий телефонный звонок, который ударил по нашим нервам, как взрыв. Несколько секунд никто не мог двинуться с места. Потом Ширер и я вскочили, он ринулся к телефону, что-то произнес... тишина.. и крик:

Скорее, профессор, доктор Малан! Доктор Малан хочет с вами говорить!

Мгновение спустя я уже стоял с трубкой в руке. «Сам доктор Малан», — прошептал Ширер. Я прохрипел нечто нечленораздельное и услышал в ответ женский голос, говорящий на африкаанс:

Это миссис Малан, профессор, доктор хочет говорить с вами.

Щелчок, шорох — и знакомая, неторопливая речь. Он говорил по-английски:

Добрый вечер, профессор. Мне уже кое-что рассказали о вашем деле, но не могли бы вы изложить его возможно полнее?

Я ответил на африкаанс, попросив извинить, если запнусь на каких-нибудь специальных терминах.

Так говорите по-английски, — прервал он меня.

Нет, я предпочитаю африкаанс. Я перевел дух и начал.