Старина и новь Магриба

Андалусское искусство всегда можно узнать и отличить, скажем, от берберского или искусства восточных арабов. Это не значит, что между ними нет сходства, общих приемов, мотивов, сюжетов. Оно есть хотя бы потому, что творчество андалусских мастеров по своему характеру синкретично, обобщающе, готово воспринять и скупой геометрический узор берберского ковродела, и затейливую арабеску или навеянный иранским влиянием орнамент художника из Сирии или Месопотамии. Но главное в любом произведении андалусского искусства, относится ли оно к зодчеству, росписи, лепке, декоративной технике или к другим видам творчества, заключено в утонченности, даже асимметричной прихотливости и в то же время предельной насыщенности образами, использовании всех средств воздействия на человеческое восприятие, неповторимых красок, линий, форм, освещения и цветовой гаммы.

В Магрибе не скрывают, что бесчисленные дворцы, крепости, мечети и минареты, медресе, фонтаны и архитектурные ансамбли городов, как и детали их убранства, созданы по образцу шедевров мавританского искусства и зодчества Сарагосы, Гранады, Кордовы, Севильи, Толедо. Исторически и политически мавританская Андалусия умерла пять веков назад, но ее духовное и материальное наследие, ее эстетика и мастерство — словом, лучшее из того, что от нее осталось, живо до сих пор.

Гласа 2 ГЛАЗАМИ ТУРИСТА

Город-лестница

Все великие города мира возводились «а семи холмах. Город Алжир, раскинувшийся вдоль извилистого гористого побережья более чем на 20 километров, по количеству холмов, уступав и крутых подъемов превосходит, пожалуй, все города мира — и великие, и малые. Он как бы устремлен от моря к вершинам скрывающихся (в дымке гор. И когда едешь из нижней, приморской его части в верхние кварталы, непрерывно преодолевая головокружительные виражи, дух захватывает от ощущения суровой вздыбленности алжирской земли, молниеносной смены впечатлений и открывающейся изумительной панорамы одной из красивейших средиземноморских столиц.

Она пленяет в любое время года. Если смотреть на нее из верхнего района Эль-Биар, это гигантский амфитеатр, спускающийся к морю, на темной сини которого в солнечную погоду (на блеклой голубизне — в пасмурную) хорошо выделяется вся гамма присущих городу красок: белизна или оранжевый цвет ультрасовременных высотных зданий, красные, зеленые или коричневые крыши (не помню ни одной черной!), серые, розоватые или пожелтевшие стены большинства домов, густая зелень парков и скверов, голубоватые отблески металлоконструкций, особенно в районе тянущегося вдоль побережья необъятного порта с далеко выступающими в море щупальцами изогнутых пирсов. Если же смотреть на город от порта или примыкающего к нему железнодорожного вокзала, то всюду, куда ни бросишь взгляд, — сплошь многоярусный подъем. Здания нависают друг над другом, демонстрируя особенности архитектуры различных эпох. Преобладают постройки второй половины прошлого и середины нынешнего века. Французы здесь особенно много строили перед своим уходом, как бы желая подольше оставить память о себе.

Улицы города вытянулись преимущественно вдоль моря, располагаясь одна над другой как бы на разных этажах. Здесь есть дома, в которые можно войти на первый этаж, подняться на лифте на седьмой этаж и с него выйти снова на улицу. Работавшие здесь архитекторы, в том числе знаменитый Ле Корбюзье, мастерски использовали рельеф местности. Он изобилует обрывами, крутыми спусками, пропастями, образующими как бы паузы в застройке города, островки дикой природы, обычно поросшие кустарником или зияющие срезами различных слоев почвы, иногда — почти в центре столицы. Одна из примечательных черт города — хорошо продуманные «неправильности»: как бы случайно и небрежно оставленные пустыри среди аккуратных новых кварталов, фрагменты замшелых средневековых стен рядом со сверхмодными, недавно возведенными башнями из бетона и стекла, претенциозно именуемыми «Мавритания», «Лафайет», «Жоли» и т. п., уютные малоэтажные домики с остроконечными крышами, напоминающими о неторопливом укладе прошлого века, и отражающиеся в их окнах скоростные магистрали, немыслимыми спиралями стремительно уходящие вверх, к окружающим столицу горам.