Старинные Чешские Сказания

Не проронил он больше ни слова, но все понимали, что мог бы он сказать многое, если бы захотел. Молчаливый, печальный, похожий на незрячую птицу, сидел он в углу своей мастерской, где прежде столько трудился. Недвижно стояли его приборы, в бездействии висели напильники, пилки и другие инструменты; пыль ложилась на книги и свитки бумаг и пергаментов с его чертежами и планами. Все погрузилось для него в черную тьму. Ничего не видели его потухшие навеки глаза, даже слабого проблеска света. Мучился и терзался магистр Гануш, скучал и тосковал он по работе, в которой была вся его жизнь. Без своего любимого дела погибал он и чах.

С горечью думал он о неблагодарности, страшной неблагодарности, которой отплатили ему за его великое произведение. Постоянно слышались ему слова, что крикнул в ту страшную ночь один из замаскированных: «Ну, теперь другого орлоя уже не сделаешь!»

Вот какова была для него награда, вот что получил он за весь свой труд!

Сильно сокрушался он, таял с каждым днем и уже чувствовал свой близкий конец. И тогда собрал он последние силы и поплелся к Староградской ратуше, сопровождаемый одним из своих бывших учеников.

Перед башней, как всегда, стояла толпа людей и ожидала, когда раздастся бой часов. Прославленный магистр прошел мимо. Люди его, не узнали, так он изменился и одряхлел. Похудел Гануш, щеки его ввалились и пожелтели, побелела от перенесенных страданий голова. У ратуши встретил он советников, но они отвернулись от него. Никто из них его не приветствовал, и не рады были они, когда накануне прислал Гануш сказать, что явится посмотреть на орлой, ибо пришло ему нечто новое в голову и решил он кое-что изменить, чтобы механизм лучше работал.

Приказал Гануш подвести себя к самой сложной, четвертой части. Но черная тьма покрывала бесчисленные колеса, колесики, пружины и рычаги. Лишь голос их слышал он, слышал, как четко и точно работают они, как размерен их ход.

Больной, преждевременно поседевший, удрученно стоял слепой магистр у своего творения, прислушиваясь к ходу часов, и думал о том, что обрекли его на слепоту бургомистр и советники лишь ради того, чтобы бахвалиться перед всем светом; не посчитались они ни с его муками, его болью, ни с ним самим.

Вдруг раздался звон. Снаружи на башенных часах смерть ударила в колокол, возвещая о быстротекущем времени. Смерть звала. Механизм пришел в действие, и начался выход апостолов.

Магистр Гануш вздрогнул всем телом. Он поднял правую руку, помедлил мгновение, потом, словно зрячий, просунул внутрь свои костлявые пальцы и ненадолго их там задержал. Когда он вытащил руку обратно, скрипнуло что-то в колесах, и весь механизм, словно расстроенный и сбитый с толку, захрипел, задребезжал, загрохотал, колеса и колесики беспорядочно завертелись, все загремело, защелкало, зашипело, затикало, а смерть беспрестанно звонила в свой колокол. Затем, все разом стихло. Умолк колокол, колеса, рычаги и пружины вышли из строя, апостолы замерли на полпути, фигуры остановились, петух перестал кукарекать.

На площади беспокойно шумел и кричал испуганный народ. Из ратуши выбежали люди и бросились к механизму.

Орлой был недвижим, а вдохнувший в него жизнь мастер лежал на полу в беспамятстве, бледный, как полотно. Лишь только принесли его домой, он скончался.

А орлой стоял, и не было никого, кто бы мог исправить столь искусное, удивительное творение.

ДАЛИБОР ИЗ КОЗОЕД

Пролетали года над замком святого Вацлава, но по-прежнему было в нем печально и тихо. Окрестности его опустели в бурные годы гуситских войн, храм святого Вита был разграблен, а роскошные королевские палаты, воздвигнутые Карлом IV, ветшали все больше и больше. Лишь временами, и то ненадолго, оживали они, когда наезжал сюда король, покидая свой дворец внизу, в Старом городе.

Приедет король – и вновь уедет, не остается в обветшалых палатах. И молодой Ладислав Погробек и славный его преемник, блаженной памяти король Иржи, избирали своей резиденцией дворец в Старом городе. Так было и после смерти Иржи, в первые годы правления Владислава II Ягеллона. Но затем наступили большие перемены.

На двенадцатый год своего царствования переменил Владислав резиденцию. Показалось ему вдруг, что недостаточно безопасен Староградский дворец, хоть и построена была при нем, по его приказанию, дорогая, искусно и красиво разукрашенная башня. Вернулся он в старинное гнездо чешских королей – на Градчаны – и повелел обновить и привести в порядок все, что пришло в ветхость за долгие годы. Именно тогда Бенеш из Лоун соорудил великолепную тронную залу и королевскую молельню, направо от большого алтаря храма святого Вита, украшенную изображениями, с великим мастерством высеченными из камня.

Король повелел также увешать драгоценными тканями голые стены храма и святовацлавской часовни. Его заботами и щедротами палаты королевского замка вновь засверкали великолепием гобеленов и картин. В одной из зал развесили портреты чешских князей и королей.