Старинный кулон

Восстановившаяся память не принесла облегчения. Временами Алекс владела безраздельная тошнотворная слабость. Есть не хотелось. Около нее постоянно кто-нибудь был. Дика сменял Клиффорд. Потом приходили миссис Монрибу, миссис Риджмер. Часто бывала мать Уайдлера. Она специально душилась «Шанель № 19», но аромат духов больше не волновал Алекс. Теперь она знала, кто ее мать и отец. В воспоминаниях смутно сохранились их зрительные образы. Помнила она и тетю Бэбс. Она с ней без конца переезжала из квартиры в квартиру. В памяти Алекс сохранилась череда их жилищ, пустых, ни капельки не похожих на тот дом, в котором она жила раньше, до встречи с тетей.

Алекс долго размышляла, как же себя называть: Дианой или Алекс? Остановилась на последнем имени. Диана исчезла, растворилась в том кошмарном сне, который недавно ей приснился. Она одна в пустой квартире, а тетя Бэбс куда-то исчезла. Она не помнила, как миссис Монрибу просила ее, маленькую девочку, назвать ее имя, а вот неумение говорить намертво врезалось в память. Дети ее дразнили, называя немой. Она как наяву слышала их крики: «Немая, немая… скажи "а", скажи "б"». Она плакала, а воспитательница ее успокаивала. Она говорила испуганной девочке, что врач ей обязательно поможет. Помог он или нет, Алекс, сейчас не знала, но однажды одна из девочек толкнула ее и она упала. Ей было очень больно. Когда к ней подбежала воспитательница, она сказала сквозь слезы, что не может встать, а Мэри, нехорошая девочка, все время ее дразнит. Воспитательница всплеснула руками. Она забыла про сочившуюся кровь из колена Алекс и только повторяла: «Заговорила! Ты заговорила!» Воспитательница спросила, как ее зовут.

— Алекс, — ответила она тогда.

— Значит, твое имя на самом деле Алекс?

— Да. — Она не ощущала себя никем другим. Она ничего не помнила до приюта.

— Кто твоя мама?

В ответ девочка пожала плечами. Вопрос, заданный воспитательницей, мучил Алекс всю жизнь до этого момента. Сейчас картина прошлого полностью восстановилась. И это не принесло никакой радости.

Вдруг в какой-то момент на нее нахлынула тревога. Черным одеялом она наползла ей на лицо, застилая глаза. Алекс стало нестерпимо жарко. Ей казалось, что тело ее плавится, а лоб сдавили тисками. Кто-то черный, мохнатый, как зверь, накинулся на нее и стал душить. Алекс силилась его оттолкнуть, но зверь был силен. Иногда ей удавалось от него избавиться, и тогда становилось легче. Но зверь опять полз на нее, не давая возможности дышать. Однажды она увернулась, и зверь не рассчитал своих сил. Он прыгнул куда-то мимо кровати и исчез.

17

Алекс открыла глаза. Была ночь. Везде было темно, только слабый свет ночника вырисовывал бледное пятно на тумбочке. Около нее сидел Клиффорд. Она пошевелила пальцами. Они двигались свободно. Алекс осторожно, боясь, что рука откажется ей подчиниться, подняла ее и положила на ладонь Клиффа.

Он настолько ушел в свои раздумья, что не заметил пробуждения Алекс. Он вздрогнул и посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и она улыбнулась. Улыбка вышла немощная, болезненная, но Клиффорд возликовал. Он узнавал прежнюю Алекс, еще очень слабую, но возвращающуюся к жизни.

— Больше никогда так не делай, — улыбнулся он ей в ответ. — Ты не имеешь права так себя вести. Мы с Лили любим тебя, а ты валяешься здесь так долго, притворяясь больной.

Нарочито грубоватая фраза произвела большой эффект. Алекс почувствовала прилив жизненных сил.

— Повтори, что ты сказал. Начни со слов: «Мы с Лили…» А как там дальше?

— Мы с Лили любим тебя.

Да, она действительно здесь долго лежит. Ей захотелось встать и уйти отсюда вместе с Клиффордом. Она выздоровела. У нее появилось желание смеяться, петь, шутить, и она не удержалась от провокационного вопроса:

— Вы любите меня вместе или по отдельности?

— По отдельности. — Голос Клиффорда перешел на шепот. — Я люблю тебя, Алекс, и очень сильно, но это особый разговор, а сейчас спи. Больше не болтай. Тебе нельзя. Ты целую неделю пролежала в бреду.

— Я чувствую себя хорошо и не хочу спать. Хочу разговаривать.

Клиффорд и врачи считали по-другому. Алекс сделали укол, и она заснула.

Проснулась она утром. Сквозь листву деревьев за окном пробивались пятна солнца. Солнечные зайчики скользнули в палату и заиграли с ней, сначала вспыхивая в ее волосах, затем бесцеремонно перебираясь на ее лицо. Алекс непроизвольно улыбнулась. Она еще не открыла глаз, но чувствовала себя отдохнувшей, выспавшейся и… здоровой. Она нежилась в постели, но была готова встать и вернуться к обычной жизни. Счастье растекалось по ее телу. Оно пронизывало ее всю до кончиков пальцев на руках и ногах. Чувство радости, заключившее Алекс в свои объятия, было настолько восхитительным, что она почувствовала себя всесильной. Она распахнула глаза и увидела… Дика. Разочарование и растерянность, мгновенно отразившиеся на ее лице, составили такой забавный контраст с еще не потухшим веселым блеском глаз, что Дик рассмеялся.

— Ему надо было уехать. Он скоро вернется, — доложил он сестре, не дожидаясь ее вопроса.