Старинный лад. Собрание стихотворений (1919 - 1940)

После возвращения из ссылки Коплан все реже писал стихи, а написанное, за редкими исключениями, не отличалось особыми достоинствами. В текстах 1937–1938 гг. впервые обозначились «советские» мотивы, но настолько вымученные и неубедительные, что само их появление вызывает недоумение. Если автор, насколько можно судить по материалам архива, не пытался публиковать эти стихи, то зачем писал? На «зов сердца» это как-то не похоже… Всё большее место в тетради занимали переводы из немецких поэтов (первые, из Гёте, он сделал еще в 1923 г.). Многие из них – тексты песен Шуберта и Брамса, так что это, возможно, делалось для домашнего музицирования.

Последняя регулярная «служба» Коплана началась в 1938 г., когда он был зачислен в штат академического Института языка и мышления имени Н.Я. Марра на должность выборщика в группу по созданию Древнерусского словаря. В 1939 г. он стал его редактором, в 1940 г. – главным редактором. Казалось, жизнь налаживается, хотя в стихах лета этого года звучали тревожные ноты:

Я заострил свое перо
На преждевременных утратах.
Знать, високосный год суров,
Не ждать нам радостей крылатых.

«Никогда в жизни не чувствовала себя такой усталой. Чувствую, что за лето не отдохнула, – записала 19 сентября 1940 г. Софья Алексеевна. – Волнения и страх за Борю; ужас перед разлукой (какой?! – В.М.); я совсем не могу без него жить». В последнем из известных, неоконченном стихотворении, датированном 30 сентября того же года, он вторил ей:

Смотришь, что замаялся
Твой сердечный друг,
Рано так состарился
От житейских мук?

В профессиональном плане 1941 г. начался для Бориса Ивановича благоприятно. Весной в «большой серии» «Библиотеки поэта» вышли подготовленные им «Избранные сочинения» Капниста (первое отдельное издание в советское время), а Ленинградский университет принял к защите диссертацию «Разыскания о Крылове», которую рекомендовали Г.А. Гуковский и П.Н. Берков, сохранивший ее рукопись. Однако уже 13 февраля был арестован А.Л. Клещенко, которого 20 мая приговорили к 10 годам лагерей за «антисоветскую агитацию» (антисталинские стихи «Пей кровь, как цинандали на пирах…»), «подстрекательство к совершению террористического акта» и «организационную деятельность, направленную к совершению контрреволюционного преступления». Военная коллегия Верховного суда СССР утвердила приговор 27 июня, когда уже шла война.

Не подлежавший по возрасту призыву в армию, Коплан в июле записался в народное ополчение и был направлен на оборонные работы. В августе он вместе с коллегой по Древнерусскому словарю Г.Л. Гейермансом выразил желание эвакуироваться из Ленинграда, чтобы спасти семью. Результатом стало последнее в его жизни «дело», согласно которому Борис Иванович 7 ноября 1941 г. был арестован по статьям 59-6 и 58–10 по обвинению в «проведении антисоветской пораженческой пропаганды», а фактически как «повторник», имевший политическую судимость. Однако знавший его по работе в Институте языка и мышления А.П. Могилянский вспоминал, что Коплана арестовали уже в конце августа. «Причина – глупость как самого Коплана, так и Гейерманса. Они не понимали, что делали. Обвинение ясное: развал народного ополчения»^*.

Другой очевидец событий Д.С. Лихачев вспоминал: «Несмотря на отсутствие света, воды, радио, газет, государственная власть «наблюдала». Был арестован Г.А. Гуковский. Он что-то много под арестом наболтал, струсив, и посадил Б.И. Коплана, А.И. Никифорова. Арестовали и В.М. Жирмунского. Жирмунского и Гуковского вскоре выпустили, и они вылетели на самолете. А Коплан умер в тюрьме от голода. Дома умерла его жена – дочь А.А. Шахматова»^*. Согласно официальной справке, Борис Иванович скончался, находясь под следствием, в 9.30 утра 9 декабря 1941 г. от «острой сердечной недостаточности», т.е. от истощения, в возрасте 43 лет. Место его последнего упокоения неизвестно.

Работавшая в Архиве Академии наук Софья Алексеевна голодала и не могла посещать столовую. Не позднее 2 января 1942 г. она написала коллегам по Архиву письмо, которое трудно читать без слез: «Дорогие товарищи. Умоляю вас, спасите нас. Мы совсем погибаем. Я совсем слегла и не могу подняться. Бабушка (М.А. Коплан-Клещенко. – В.М.) окончательно с нами измучилась и сама еле волочит ноги. Пожалуйста, будьте добры, организуйте бабушке обед из столовой… И впредь на несколько дней, если можно было бы нам помочь с обедом – это самая конкретная помощь. Потому что бабушка не выдержит всю работу по дому и за нами двумя больными. Умоляю, товарищи»^*. 5 января 1942 г. Софья Алексеевна и 16-летний Алеша, который подавал большие надежды как астроном, умерли; оба покоятся в одной из братских могил на Серафимовском кладбище^*. Следующие полвека Бориса Ивановича упоминали только эпизодически^*.