Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Тонко-то, долго-то — Авдотьїн жених,
Калина-малина.
Да толста-та охомяка — Олександры жених,
Калина-малина.
Цернобров, церноглаз — то Варварин жених,
Калина-малина.
А косы-ти глазишша—їришин жених,
Калина-малина.
Тонко-то, долго-то — зароды метать,
Калина-малина.
А толста-та охомяка — та вода волоцить,
Калина-малина.
Цернобров, церноглаз — тот посвистывать горазд,
Калина-малина.
А косы-ти глазишша — овин молотить,
Калина-малина.
Овин загорел и косой заревел,
Калина-малина.
Итти было к жонушки позавтракати,
Калина-малина.
«Распроклятой ты, косой, недосуг ко мне пришел,
Калина-малина.
Надо детоцек кацять, да телятоцек поїть,
Калина-малина.
Да телятоцек поїть и квашонку разводить».
Калина-малина.
Три недели квашня кисла, не выкисла,
Калина-малина.
На четвертую неделю стала пенитця,
Калина-малина.
Да тесто тенитця,
Калина-малина.
Што на пяту-ту неделю,
Калина-малина.
Стали хлебы катать,
Калина-малина.
Она по полу катала,
Калина-малина.
По подлавицью валяла,
Калина-малина.
На пеци в углу пекла,
Калина-малина.
Кохти-нохти обожгла,
Калина-малина.
Коровая не нашла,
Калина-малина.
Склалась в коробок,
Калина-малина.
Потенулась в городок,
Калина-малина.
Становилась во рядок,
Калина-малина.
Тут и шли, прошли купци,
Калина-малина.
Пинежана-торговци,
Калина-малина.
Они хлеба не купили,
Калина-малина.
Только цену наложили,
Калина-малина.
По три деньги коровай,
Калина-малина.
Куда хошь его девай,
Калина-малина.
Хоть свиньям отдавай,
Калина-малина.
Свины хлебы полизали,
Калина-малина.
Три недели пролежали,
Калина-малина.
На четверту-ту неделю
Калина-малина.
Стали свины пропадать,
Калина-малина.
Да Їришу проклинать,
Калина-малина.
«Распроклятая Їриша,
Калина-малина.
Эких хлебов напекла,
Калина-малина.
Всех свиней тех извела».

Свою песню бабушка заключила словами:

— У нас Їриша была. Дак до того выпоем, што заплац"eт.

Наступал черед деда. Он долго копался в своем пехтере, наконец достал узелок, развернул тщательно завернутую в несколько бумаг небольшую пачку листков, исписанных старательным старинным почерком.

— Прочитай! Я неграмотной.

— А хранишь? Што это?

— Храню. Приятеля моего, бывшего при утоплении, записи. Он с гумагой да с карандашом не раставалсе. Всяку глупось писал. Дак при утоплении карандаш и гумага не замокли. Он на днишши карбаса записывал, после уж дома переписал и мне дал. Очень мы дружили с покойным. Он с Неноксы. Часто бывал у нас.

Был голодной год (1852), и в мае месяце двадцать два человека поехали на большом карбасе из Неноксы в Архангельско за семенами жита. Нагрузились. Карбас был на тысечу пудов. На обратном пути пала погода. 6-го мая…

И, никак не предвидя такого случая, вместо того, чтоб записывать, Московка стала громко читать.

45. Гибельное описание (дневник)