Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Ну, теперь два слова о Московке. И она была когда-то маленькой девочкой, жила в большом городе, и у нее был сказочник: отец, по положению офицер, по способностям математик, а по призванию — сказочник. Он своей младшей девочке рассказывал чудесные сказки, а больше всего любил мечтать вслух, как они поедут на лошадях по всей Руси, куда глаза глядят. И так умел он описать сладость краткого знакомства с Анюткой, дочкой толстопузого хозяина постоялого двора, ночевку в избе с задумчивыми тараканами, так научил любить эту вечную безпутную дорогу, что и маленькая девочка из всех сказочных чудес больше всего полюбила тот сыренький клубочек, который катится неведомо куда и тянет своей тонкой ниточкой вперед да вперед.

И когда девочка выросла, судьба послала ей прилежный клубочек. Он неустанно катался, сжигаемый волшебным любопытством, выбирал неожиданные тропинки, благополучно докатывался до боярских хором, отдыхал, свертывался серенький и снова развертывался, катился, сверкая блестящими нитями, к крестьянскому порогу. И подкатился к ногам нищенки.

Обе женщины зорко смотрели друг на друга. Голодная нищенка подумала, не подаст ли «Московка» больше чем кусок хлеба, а Московка подумала, не лежит ли у нищенки под корками хлеба скатный жемчуг. И оказалось полно лукошко.

Есть примета на Севере: если съешь у нищего от трех кусков, будет тебе счастье.

М. Д. Кривополенова.

* * *

Старая нищенка, Марья Дмитриевна Кривополенова так сердечно угощала меня теплыми, только что поданными в городе шанежками (шаньга — лепешка), что я незаметно для себя съела заветные три куска.

И вышло счастье. Для нас обеих.

Нельзя было не полюбить бабушки с первой встречи. А когда рассыпала она перед нами свой старинный словесный жемчуг, ясно увидели мы, что перед нами настоящая артистка.

— Бабушка, поедем в Москву?

— Поедем!

Храбрая, как артист. Односельчане руками всплескивали:

— Куда ты, бабка? Ведь помрешь!

— А невелико у бабушки и костьё, найдется-ле где место его закопать!

И поехала бабушка со мной в Москву. А в Москве не одной мне, а многим тысячам показала, какая она артистка.

Маленькая, сухенькая, — а дыханье, как у заправского певца!

Три зуба во рту, — а произношенье четкое на диво!

72 года, а огня, жизни — на зависть молодым!

И не поразили ее чудеса большого города. Трамваи, автомобили, магазины с невиданными товарами — все это скользнуло, не задев души лесной бабушки. Но ее артистическая душа жадно впитала в себя тот дух старины, которым веет от Москвы для всякого художника. Бабушка здесь в Москве получила оправдание своим песням, и по той огромной радости, с которой она говорила об этом, можно заключить, как дороги были ей ее песни.

Подумайте: всю жизнь пела о Каменной Москве, об Иване Грозном, о Марье Демрюковне и все здесь нашлось:

— Уж правда, каменн аМосква: дома каменны, земля камен-на… Ивана Грозного своими глазами видела (т. е. портрет), знаю уж, что не врака, а быль-же, бывало!

Ехать в Замоскворечье — значить ехать к Скарлютке (к дому Малюты Скуратова); Каменный мост — стал «калиновым» мостом…

Но и сама Москва ответила любовью на бабушкину радость. Все, кто бывал на ее выступлениях, помнят то умиленное восхищение, с каким толпа смотрела на бабушку.

В Петрограде, где бабушка провела две недели, был такой же прием. В газетах о ней писались восторженные, огромные статьи.

Обе столицы обеспечили бабушке старость, и бабушка уехала на родину, после трехмесячного пребывания здесь, осыпанная подарками, богатая и напоенная славой и радостью.

* * *

То, что бабушка называет одним словом «ст арины», мы разделяем на три вида эпических песен: былины, исторические песнии скоморошьи.

Из былин она больше всего любит самую длинную про «Илью Муровича и Калина царя».

Так как многие слышали бабушку, восхищались ею и даже успели полюбить ее, то им, думается, приятно будет прочитать или спеть былину так, чтобы исполнение напомнило бабушку возможно живее; поэтому текст напечатан с сохранением бабушкиного произношения.

Местоимения и прилагательные в родительном падеже она произносит так, как мы пишем: молодого, его, а не молодова, ево, как произносим мы; когда слог начинается звуком и, она его произносит, как йи: у йих, Йилья. Но это в тексте не обозначено.

В неударных слогах у всех северян о звучит, как о, но у бабушки произношение в этом случае ближе к московскому: она часто неударное о произносит как а.в этих случаях и напечатано а.Звук чу нее звучит очень мягко, похоже на ц, большей частью ближе к ч,а иногда ближе к ц,в духовных стихах, которые она выучила от матери, чаще звучит явное цвместо ч, в старинах — реже. Возможно, что у деда было московское или близкое к нему произношение, потому что произношение Марьи Дмитриевны Кривополеновой заметно уклоняется от произношения ее земляков в сторону московского. Такие случаи в Архангельской губернии не редки.