Литературная память о Розенгейме главным образом держится на рецензии, которую посвятил первому изданию его стихотворений Добролюбов. Для критика «Современника» Розенгейм был ярким олицетворением той дешевой «смелости» и «прогрессивности», которая обуяла после крымской кампании даже людей, по существу ничего общего с действительно серьезными общественными стремлениями не имевшими. Добролюбов смеялся над «гражданским» пафосом, с которым Розенгейм ставил «смелые» тезисы вроде следующих: не надо брать взяток, надо говорить всегда правду, служить честно и т. д. И действительно, когда кончилась мода на прогрессивность, Розенгейм всецело перешел в лагерь банального патриотизма. Столь же неодобрительно, как и Добролюбов, отнеслись к Розенгейму и критики-эстетики, например Дружинин. Главный недостаток произведений Розенгейма – крайняя неровность и невыдержанность, временами даже неряшливость фактуры, расплывчатость и отсутствие какой бы то ни было определенной мысли и настроения; иногда трудно распознать, против кого и против чего воюет этот представитель «обличительной» и «гражданской» поэзии. Чисто художественных достоинств – образности, меткости, колоритности – у Розенгейма совсем нет. Умер М. П. Розенгейм в чине генерал-майора. На надгробье его могилы на Никольском кладбище Александро-Невской лавры вдова генерала поместила эпитафию из стихотворения «Отрывок»:
По описи 1902 года домовладение В. В. Комарова состояло из пятиэтажного лицевого дома на подвалах по Старо-Невскому площадью 222,4 кв. сажени, с двумя парадными и двумя черными лестницами, с каминами и ванными комнатами в нескольких квартирах; в других квартирах имелись голландские и русские печи, кухонные очаги и раковины. Симметричный фасад дома разделен по горизонтали надвое прямоугольными эркерами второго-четвертого этажей и фронтошпицей; такими же эркерами и фронтошпицами оформлены границы фасада; вертикальное членение фасада подчеркнуто разнообразием декора попарно отделанных этажей. По левой границе участка имелся каменный пятиэтажный флигель площадью 117 кв. сажен, во дворе – жилой трехэтажный флигель на подвалах и такой же типографский флигель; на 2-ю Рождественскую выходил трехэтажный жилой дом площадью 163 кв. сажен.
Комаровы предпочитали сдавать жилье военным и их семьям. Поэтому жильцы довольно часто менялись. Сдача внаем отдельных комнат приносила от 230 до 720 рублей годового дохода, квартир с обеспечением дровами – 2,5–4 тысячи рублей, торговых и складских помещений – до двух тысяч рублей. В доме в 1895–1900 годах находились магазин зеленной торговли Мишеля Гутзама (второй его магазин находился в доме 139), Трофим Адрианович Иванов содержал пряничную и бакалейную торговлю, Андрей Петрович Орлов – парикмахерскую. В лицевом доме размещались также помещения Санкт-Петербургского коммерческого суда (14 комнат).
В 1909 году домовладение принадлежало Екатерине Григорьевне (умерла в 1912 году), Виссариону, Григорию (коллежский асессор, секретарь при председателе Государственной думы, гласный Новгородского губернского земства, почетный мировой судья; жил в доме 23 по 2-й Рождественской), Дмитрию (служащий Государственной канцелярии, губернский советник), Константину (жил в доме 72 по 15-й лин. В.О.), Марте и Наталье Виссарионовичам Комаровым и Нине Виссарионовне Поливановой (управляющий – Иван Андреевич Михайлов). В хозяйственных и торговых помещениях Надежда Семеновна Запудряева содержала прачечное заведение, А. В. Иванова – бакалейную торговлю, член Санкт-Петербургской Ремесленной управы Александр Мартынович Клейзер – булочную и кондитерскую, Родион Евтихиевич Солуянов – мануфактурную торговлю; мансарду дворового флигеля занимала фотография Н. Е. Егорова (1909). Леопольд Францевич Ле-Гутко содержал комиссионную торговлю, Бен-Бениамин Михайлович Шмигельский – хромолитографию (1917).