— Далеко не уходите, — с издевательской улыбкой напутствовал их господин. — Посмотрим, насколько сговорчивым окажется наш друг.
— Не друг ты мне, — нашел в себе силы возразить Максим. — Говори, что надо, и освободи девушку.
— Знаю, знаю, у тебя появился новый друг, нежданный покровитель. Как зовут его, музыкант? Меня давно мучает любопытство.
— Не знаю, кого ты имеешь в виду, — буркнул Максим.
— Кто помогает тебе? — Себ подошел совсем близко и склонился к пленнику.
Максим уставился в беспросветные черные глаза. На миг сердце у него остановилось. Нельзя было смотреть в эти глаза, это было намного хуже, чем голоса в пианино. Он больше не сомневался, что беседует с потусторонней сущностью, только с кем именно — боялся спросить. Страх сковывал язык, сколько бы Максим не крепился.
И все же он призвал все свое мужество, подавил страх и собрал воедино бессвязные мысли: не следует раздражать изверга, надо отвечать на его вопросы, ведь Лиза еще здесь и ожидает своей участи. И этот садист поигрывает кнутом, не терпится в ход пустить.
— Мне помогают друзья — Ярослав, Василий, Михалыч, — старательно перечислил он.
— Михалыч?! — Себ отпрянул в изумлении. Казалось, он не находит слов. — Значит, Михалыч?! — Он снова расcмеялся низким злым смехом. — Остроумно! Они там все Михалычи — рыцари, преданные слуги. Немудрено, что не назвался, ловчит бессмертный, только и я не простак, все равно дознаюсь. Рыцарь, а сражается с закрытым забралом, близко не подпускает, хочет показать, что брезгует. Ничего, я сорву с тебя маску, мы еще посмотрим, чья возьмет! — Он сжал кулаки и на миг забылся, глядя перед собой расширенными глазами. Желчное лицо его исказилось гневом, затем на нем отразилось страдание, было заметно, что он переживает какие-то яркие воспоминания.
Вскоре он вернулся в настоящее и остановил на обездвиженном пленнике пронзительный взгляд:
— Итак, мы отвлеклись от сути. Мне нужна книга. Можешь притворяться, что продолжаешь экзерсисы на пианино, чтобы усыпить бдительность стража, но потребуй книгу, скажи, что тебе она необходима для работы. Нет ничего проще, тебя он послушается. Только занеси ее в кабинет, остальное не твоя забота.
— Зачем тебе, всесильному, какая-то книга? — усмехнулся Максим. — Разве не можешь ты уходить и приходить, когда тебе вздумается? Да и вся твоя нежить, как видно, гуляет не впервой.
— Ты действительно наивен, — ответил тот. — Неудивительно, ведь ты служитель искусства, романтик, оторванный от постижения тайн бытия. Знай, есть в этом мире, на этой планете законы, тесно связанные с ее обитателями, от вас, людей, неотделимые, и лишь человек может вторгнуться в окружающее его пространство, среду обитания и нарушить ее целостность. Самодержец не зря вложил мозги в ваши бренные головы, нет-нет, да и блеснет сокровище ума, недоступное даже бессмертным.
Вот ты можешь подточить дерево изнутри? Нет, а древоточец может.
— Зато я могу прийти и срубить дерево. — Максим тянул время и намеренно поддерживал разговор.
— Зачем? — пожал плечами Себ. — Не ты его растил, не тебе и рубить. Пусть тот садовник, что хотел создать благоуханную крону для птиц, пищу для жуков и червей, раздолье для личинок, увидит, как дерево гниет, и признает свое поражение.
— И что тогда?
— Придет другой садовник.
— Знаешь, Себ, — позволил себе иронический тон Максим. — Все это мы уже проходили. Ты презираешь людей, а сам живешь по избитой схеме, или презираешь за то, чему учишь сам?
В глазах Себа заиграли злые искры:
— Хватит болтать, мы уклонились от темы. Согласен ты принести книгу?
— Я должен знать, зачем она тебе, — уперся Максим. — Я имею право знать, какие последствия может иметь мой поступок.
Он понимал, что страшно рискует, и съежился невольно, ожидая удара.
У Себа дернулась щека, он недобро сощурился, но все же снизошел до ответа:
— А ты упрямый. Не боишься? Я могу сжечь тебя заживо, и тогда отпадет всякая надобность знать тебе что-либо. Но перед тем как ты станешь живым факелом, Чаритта отделает тебя кнутом, он хорошо с этим справляется, а я не люблю лишать его удовольствия. Подойди, Чаритта, и представься знаменитому музыканту. Кстати, Чаритта был тоже весьма знаменит в свое время. Ах, как давно это было! Он был укротителем тигров, имя его гремело, пока тигрица по кличке Чаритта не перегрызла смельчаку горло. Думаю, укротитель слегка переусердствовал с хищниками. Они, как и люди, не любят жестокости. С тех пор укротитель охладел к животным. Кроме того, я не могу поставлять ему львов и тигров. А без работы артист хиреет. Пришлось ему слегка переквалифицироваться. Как ты думаешь, из чьей кожи сделаны ремни в его кнуте? Недавно жаловался, что ремни поизносились, надо бы заменить.
Чаритта заинтересовался последней фразой Себа, придвинулся, его взгляд как паук пополз по лицу Максима, тот даже почувствовал, как множество жестких ворсинок кольнули кожу. Чаритта провел концом рукоятки кнута по щеке музыканта и одобрительно прищелкнул языком: