На этом прямые политические следствия Раскола заканчиваются, хотя раскольничьи смуты долго еще вспыхивали то тут, то там – по всем необъятным просторам русской земли. Раскол перестал быть фактором политической жизни страны, но как душевная незаживающая рана он наложил свой отпечаток на все дальнейшее течение русской жизни.
Смысл Раскола с точки зрения русского самосознания
В попытках осмысления духовной составляющей России XVII века обратимся к книге митрополита Иоанна Снычева «Самодержавие духа». В главе «Раскол как явление русского сознания» он пишет: «Как явление русского самосознания, Раскол может быть осмыслен и понят лишь в рамках православного мировоззрения, церковного взгляда на историю России.
Уровень благочестия русской жизни XVII века был чрезвычайно высок даже в ее бытовой повседневности. «Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния, – свидетельствует православный монах Павел Алеппский, посетивший в это время Москву в свите Антиохийского патриарха Макария. – Душа у нас расставалась с телом оттого, сколь длительны у них и обедни и другие службы… Что за крепость в их телах, и какие у них железные ноги! Они не устают и не утомляются… Какое терпение и какая выносливость! Несомненно, что все эти люди святые: они превзошли подвижников в пустынях», – удивлялся Павел россиянам.
Слова его, конечно, не следует воспринимать буквально. Да и длительное стояние в церкви само по себе еще ни о чем не говорит. Однако всякий, имеющий внутренний молитвенный опыт, знает по себе, сколь невыносимо тягостно пребывание в храме «по обязанности» и как незаметно летит время, когда Господь посещает наше сердце духом ревностной, пламенной молитвы, совокупляющей воедино все силы человеческого естества «миром Божиим, превосходящим всякое разумение» (Флп. 4:7).
Помня об этом, мы по-новому оценим и ту приверженность обряду, то благоговение перед богослужебной формой, которые, несомненно, сыграли в Расколе свою роль. Говоря «умрем за единый аз» (то есть за одну букву), ревнители обрядов свидетельствовали о высочайшем уровне народного благочестия, самим опытом связанного со священной обрядовой формой.
Только полное религиозное невежество позволяет толковать эту приверженность богослужебной форме как «отсталость», «неграмотность» и «неразвитость» русских людей XVII века. Да, часть из них ударилась в крайность, что и стало поводом для Раскола. Но в основе своей это глубокое религиозное чувство было здоровым и сильным. Доказательством служит тот факт, что, отвергнув крайности Раскола, Православная Россия доселе сохранила благоговейное почтение к древним церковным традициям.
В каком-то смысле именно «избыток благочестия» и «ревность не по разуму» можно назвать среди настоящих причин Раскола, открывающих нам его истинный религиозный смысл. Общество раскололось в зависимости от тех ответов, которые давались на волновавшие всех, всем понятные в своей судьбоносной важности вопросы:
– Соответствует ли Россия ее высокому служению избранницы Божией?
– Достойно ли несет народ русский «иго и бремя» своего религиозно-нравственного послушания, своего христианского долга?
– Что надо делать, как устроить дальнейшую жизнь общества, дабы обезопасить освященное Церковными Таинствами устроение жизни от разлагающего, богоборческого влияния суетного мира, западных лжеучений и доморощенных соглашателей?».[18]
Разночтение в обрядах было лишь внешним проявлением Раскола. Его суть в разной трактовке взглядов на бытие России. Об этом говорили многие мыслители прошлого. Так, Николай Бердяев в своей работе «Русская идея» следующим образом оценивал сущность Раскола: