Старость шакала. Посвящается Пэт

Мерил Хаксли редко появлялась в магазине мужа, что не мешало ей по собственному усмотрению вертеть ими обоими – мужем и магазином. Ей было около пятидесяти, и она не стремилась выглядеть моложе своих лет, хотя и не упускала случая блеснуть элегантностью. Джейн молча ненавидела Мерил, и та отвечала ей взаимностью, правда, с куда большим успехом. Главным достижением бездетной Мерил стала разведенная Роз Клоди, ее родная сестра, которой Майкл с подачи жены отдал в ведение всю бухгалтерию предприятия. Ровеснице Пэт и дочери Роз, Маргарет тоже нашли место в структуре семейного бизнеса Хаксли: со своей смазливой мордашкой и страстью поболтать она идеально подошла на должность консультанта в торговом зале. По крайней мере, так считала Мерил, а значит, в этом был уверен и Майкл Хаксли. С появлением матери и дочери Клоди надежды Джейн Хаксли таяли, как семейные лавки на улицах Нориджа. Когда-то Майкла не станет, и этот день станет самым черным в истории магазина; именно в этот день Мерил приберет к рукам то, что ей принадлежало и так, но не было официально оформлено. Пройдет еще несколько лет, и Джона Хаксли вместе со всем его семейством выживут из магазина, где всем распоряжаться будут три урожденные ведьмы Клоди, и кто знает, не придется ли Джону закусывать губы оттого, что еще при его жизни на магазине его отца, деда и прадеда появится новая вывеска. Что-то вроде «Фамилии Клоди» или «Сестр Клоди».

Для начала Пэт определили свободный график работы. Правда, предупредили, что понедельная оплата будет соответствующей, в зависимости от количества проведенного на работе времени. Логика хозяина стала понятной, когда выяснилось, чем именно будет заниматься Пэт.

Ее определили в мойщицы, и поначалу Пэт никак не могла привыкнуть, что все это мелькание под струей воды – все эти ножи, подносы, тесаки, разделочные доски, – что все это происходит с ней и, видимо, надолго. В любое время года у нее потели руки – от резиновых перчаток, в которых она проводила добрую половину дня. Иногда она так уставала, что не пыталась подгонять себя даже в присутствии Майкла, который бывал просто невыносимым.

Обычно он садился прямо на подоконник и мог подолгу говорить, пока перед его носом сновали занятые тяжелым физическим трудом родственники, а Пэт отправляла в городскую канализацию галлоны воды. Возможно, хозяин считал, что в эти минуты он поднимает своих сотрудников на собственный уровень, делясь с ними выношенными размышлениями о судьбах мира и будущем своего бизнеса.

– Преступники и лицемеры! – говорил он. – Они выдавливают семейные магазины кварталами, чтобы на их месте построить очередной супермаркет и спокойно торговать в нем зараженным мясом. Потом в мясе находят вирус бешенства и, что? Торговые сети получают заслуженное наказание? Ничего подобного! Все инспекции приходят сюда! В наш магазин, где с роду не держали не то что зараженного – несвежего мяса. Мне продает мясо фермер, отец которого продавал мясо моему отцу, дед которого торговал мясом с моим дедом. Но штрафами и санкциями выживают нас, а не Спар. Что сделается миллиардерам из Спар? Штраф который нас убьет, их даже не пощекочет. Они продают зараженное мясо, но от этого настоящего фермерского мяса становится все меньше и меньше. Взять, что ли и продаться тем же Спар? – подмигивал он и спрыгивал с подоконника.

Присутствующие неизменно усмехались – себе под нос, но так, чтобы Майкл Хаксли видел: они оценили его остроумие и принципиальность. В другой раз он бывал более конкретен, при том что путь к спасению семейного бизнеса находил в глобальных катаклизмах.

– Фиктивный капитал – в одном его имени вся сущность явления, – говорил он. – Маркс видел путь к коммунизму в национализации банков, но как же он ошибался! Национализация банков – лишь этап на пути к их приватизации. За которой – новая национализация и снова приватизация. Фиктивный капитал руками государства играет в наперстки, не забывая при этом зарабатывать триллионы. Пролетарская революция? Какая чушь! Более чудовищного бреда не приходило в человеческий мозг за всю историю. Пролетарская революция нужна крупному капиталу, чтобы национализировать банки. И чтобы снова их продать – разумеется кому нужно. От пролетариата всегда можно откупиться: социальными льготами, повышением минимальной зарплаты, сокращением рабочего дня. У пролетариата ничего нет, и в этом Маркс был прав: терять ему абсолютно нечего. Но и приобретать ничего пролетариат не собирается: свое дело – это прежде всего ответственность. Вот мы, мелкие собственники, и есть гегемон истинной революции. Мы или свергнем крупный капитал, или окончательно исчезнем сами.