Старосветские убийцы

— Был рад! Был чрезвычайно рад, — торопливо сунул руку Киросиров, быстренько потряс и так стремительно полез внутрь, что осталось непонятным, чему собственно урядник радуется: тому, что Тоннер помог преступления раскрыть, или тому, что он наконец убирается восвояси.

Круживший вокруг кареты на вороном коне генерал спешился. Он давно уже со всеми простился, но не отказал себе в удовольствии еще раз сгрести Тоннера в охапку.

— Ты через год, Илюха, приезжай сюда на свадьбу. У Елизаветы Петровны траур закончится, надеюсь, не откажет мне, — сказал Павел Павлович шепотом. — Я и рапорт об отставке написал, Николай в Петербург повезет. Лады?

Такое предложение было не единственным. Под одобрительным взглядом Веры Алексеевны держались за руки Маша и Митя. Разлучница-ночь показалась им длинной, как никогда, — семи утра не было, как Митя засобирался к Растоцким.

Как самовар сверкал Ерошка: ему тоже дали вольную, когда Мари согласилась выйти за него замуж.

И Ольга Митрофановна была на седьмом небе. Горлыбин угостил ее исчерпывающим, даже по меркам Суховской, ужином, и она, отбросив всякие сомнения, осталась у него и на завтрак.

— Всегда подозревала, — делилась она впечатлениями с Растоцкой, — что худые жрут больше толстых! Только тщательно это скрывают!

— Так он сделал тебе предложение? — тихонько спросила Вера Алексеевна.

— И не одно, — гордо сообщила Суховская. Оказалось, кроме жены Горлыбин не прочь завести и детишек. С замиранием сердца поинтересовался у дамы сердца, не против ли она, если он будущих чад обучит музыке. Предыдущая супруга тому всячески препятствовала, детки выросли, так и не познав радостей нотной грамоты, и потому к отцу относились с неодобрительным предубеждением. Суховская не возражала, материнские инстинкты бурлили в ней ничуть не меньше женских, а деток от первого брака унесла проклятая скарлатина. Но была загвоздка — лет ей было чуть больше тридцати, а ежемесячные для всех дам события не происходили уже давно. Потому с утра она помчалась к Тоннеру. Краснея и смущаясь, поведала о проблеме и даже дала себя осмотреть, что при других обстоятельствах никакому мужчине не позволила бы.

— Детородные органы в полном порядке, Ольга Митрофановна, — сказал Илья Андреевич.

— Но…

— Совет дам. Только не обижайтесь, — прервал, вытирая руки, Тоннер. — Если хотите детей, немедленно худейте. Пуда два скиньте, и месячные вернутся.

Глазьев с Глашей тоже приглашали его на свадьбу. Анна Михайловна долго советовалась с Тоннером: как не допустить новых инсультов. Больно на правнуков посмотреть хотела. Илья Андреевич порекомендовал не выгонять Антона Альбертовича — тот может и кровь пустить, и в травах понимает. Скрепя сердце, старуха согласилась, и Глазьев долго благодарил Тоннера.

— Я вам книжек пришлю. Почитайте, углубите знания. И доктором больше не называйтесь, чтоб в оказию не попасть. Говорите, что фельдшер…

— Спасибо вам, спасибо, дорогой Илья Андреевич!

— И не пейте больше. Водка, она мозг разъедает, — припугнул Глазьева Тоннер. — Приезжайте в Петербург, я вам на вскрытии покажу.

— Не беспокойтесь, Илья Андреевич, — вылезла из-за спины будущего мужа Глашка. К новому своему положению она еще не привыкла, стеснялась. — Зачем мне пьющий?

— Прошу приглядеть за Данилой, — попросил Глазьева Тоннер. — Собачьи укусы зашивать опасно. Промывайте, обрабатывайте, потихоньку заживет. Настойка ромашки, тысячелистника… Да вы лучше меня знаете!

Самому Даниле Тоннер дал записку со своим петербургским адресом.

— Понимаю, скоро свадьба, потом медовый месяц, да и раны зажить должны. А потом приезжайте. Мне слуга нужен, да и кухарка не помешала бы. Умеешь готовить? — обратился доктор к Катерине.

— Пальчики оближете, — заверила она.

— Предложение заманчивое, — рассудительно ответил Данила. — Обещать не буду, с женой надо посоветоваться…

— Уже посоветовались, — прервала будущего мужа Катя. — Конечно, поедем! Вольная, не вольная, все одно — работать. А Тучин мне твой не нравится, хотел тебя в тюрьму упечь.

— Так переживает Сашка, — качая головой, сказал Данила. — Приходил, жалованье предлагал. Просил не бросать. И у меня душа болит.

— И мне будет платить? — ехидно спросила Катя.

— Тебе — нет. Говорит, девок и без тебя хватает.

— Коли Данила не захочет, я сама к вам приеду! Я теперь девка вольная!

— Что с тобой делать? Решено, Илья Андреевич! — решился Данила. — Отгуляем свадебку, и ждите!

Роос уезжать отказался. Собирался днем на похороны князя Северского, а вечером — на Данилино сватовство.

— Крестьянская свадьба отличается чем-то от барской? — стал пытать он на прощание Тоннера.

Терлецкий смотрел на доктора умоляюще — задерживаться в Носовке ему совершенно не хотелось.

— Никогда не имел чести, — дипломатично ответил Тоннер.

— Что ж, будете в Америке — жду в гости! — протянул руку Роос.

— Доберетесь до Петербурга, тоже заходите!

— До зимы бы доехать! — крепко обняв Тоннера, пожаловался ему на ухо Терлецкий. — Он уже спрашивал у Глазьева, скоро ли Глаша родит… Крестины ему подавай!