Старовер

Время от времени был слышен, словно приглушенный выстрел тяжелого орудия, подземный гул. Это трескался толстый лед Байкала, не выдерживая веса людей, лошадей и саней. На льду образовывались трещины, в которых показывалась вода и тотчас замерзала.

Лошадь, перевозившая гроб Каппеля, поскользнулась на льду и упала. Шедшие за гробом офицеры, успели его подхватить и поставить на лёд. Тут от толпы отделился скромный доброволец, он подвёл к офицерам свою маленькую приземистую лошадку, подкованную острыми шипами. Лошадка к вящему изумлению офицеров бодро шла по байкальскому льду.

Сибирскую «малышку» тотчас попытались впрячь вместо большого коня. Но сбруя оказалась сильно велика, а надетый большой хомут своей нижней частью касался ее колен. Офицеры быстро приспособили имеющиеся попоны и одеяла, подложив их под хомут.

Лошадка быстро потащила почти невесомые сани с гробом…

За ним шли офицеры, в том числе ротмистр Бекетов и полковник Вырыпаев, которые успели проникнуться друг к другу симпатией за время похода.

Переход через Байкал продолжался целый день. С наступлением сумерек головные части втянулись в поселок Мысовой. Станция была занята японскими частями…

Тяжелейший ледовый поход был завершён. По Байкалу прошло примерно шестьдесят тысяч разнообразных повозок, саней и розвальней. Сколько же переправилось в Забайкалье людей – никто не считал.

Неожиданно среди каппелевцев и беженцев поползли слухи, что в закрытом гробу, якобы везлись какие-то ценности или деньги. А сам Каппель уехал вперед…

Февраль 1920 года. Село Спасское. Где-то на болотах…

Командир партизанского отряда Михаил Венгеров влетел в дом, где расположился штаб. За столом в горнице сидел комиссар Хлыщёв и карандашом корявым почерком что-то царапал на бумаге.

Венгеров отдышался, скинул полушубок, меховую шапку и подсел к столу.

– Что пишешь, товарищ комиссар? – поинтересовался он.

– Да вот пишу приказ: контру здешнюю расстрелять… – спокойно ответил Хлыщёв и снова принялся марать бумагу.

– Вся эта контра, как ты говоришь, мои односельчане. Они меня с малолетства знают. Скажи: зачем ты приказал арестовать Николая и Станислава Хлюстовских? Они за всю жизнь ничего плохого не сделали!

Комиссар оторвался от бумаги и цепким горящим взором вперился в Венгерова.

– Удивляюсь я тебе, командир! Кабы не сражался с тобой плечом к плечу, то подумал бы, что ты с беляками снюхался! Николай Хлюстовский служил у Колчака. Мне уже доложили обо всём… А отец его богатей местный…

– Так за это не расстреливают! – возмутился Венгеров.

– Ещё как расстреливают! Я узнал, что Николай Хлюстовский с офицерами в Спасское приезжал. А затем офицеры и якобы колчаковский обоз куда-то ушли… – Хлыщёв многозначительно поглядел на Венгерова.

Михаил насторожился.

– Колчаковский обоз?

Хлыщёв кивнул.

– Я обо всём доложил в Омск. Там думают: это часть украденного Колчаком золота. Потому как советская власть недосчиталась сто восемьдесят две тонны золота, захваченного в Казани и вывезенного из омского банка. Где оно? Понятное дело, что Колчак с союзниками не картошкой расплачивался. Он уж больно много потратил. Да есть свидетели на станции Татарской, которые видели, как от станции уходил обоз…

Венгеров нервно сморгнул.

– Да быть такого не может! Чего тут золоту делать? Может беляки его ещё куда-то увезли! В Сибири места много!

Комиссар тяжело вздохнул.

– А вот допросим с пристрастием твоих односельчан, и они всё расскажут. Кстати, я это поручаю тебе.

Венгеров замер. Отказаться – значит, комиссар усомниться в его преданности революции. А согласится – предаст дружбу Хлюста и те юные годы, когда они любили Дарью Мартынову.

Венгеров нервно засопел.

– Так точно, товарищ комиссар, допрошу…

– И допрашивай с пристрастием, иначе пришлют комиссара Голикова. Знаешь такого?

– Слыхал… Говорят, не дай бог с ним встретиться.

Хлыщёв усмехнулся.

– Не дай бог?! Это не те слова, командир! Голиков – хуже лютого зверя. Он деревни с людьми сжигал!

…Отец и сын Хлюстовские были заперты в своём же сарае, подле двери стоял часовой партизан.

– Открывай! – приказал Венгеров и вошёл в сарай.

Отец и сын сидели на табуретах друг напротив друга. Они бросили на вошедшего Михаила неприязненный взор. Тот же чувствовал себя неловко.

Венгеров откашлялся.

– Руководство в Омске считает, что вы знаете о колчаковском золоте…

Николай и отец переглянулись, по себя решив, что настучал явно кто-то из односельчан. Увы, шила в мешке не утаишь.

– Ничего не знаем, – спокойно ответил Николай.

Михаил взял старый колченогий табурет и подсел к Хлюстам.

– Вам лучше мне всё рассказать. Иначе будете иметь дело с Хлыщёвым. А тот и пытками не брезгует. Подумай, – обратился он к Николаю, – отец не выдержит…

Станислав зыркнул на Венгерова.

– А я тебе когда-то обувку дарил… Знал бы тогда, что пытками мне угрожать станешь, лучше б в помойную яму снёс…

Венгеров насупился.

– Значит, ничего не скажите про обоз?