На дворе ждали еще двое. Эти двое были черны, лиц не видно. Даже светильника никакого с собой не взяли, словно бы кошки — в темноте видят. Без лишних слов повели — через весь двор в сторону кухонь. Стукнуло сердце — в сторону ворот ведь ведут, к свободе. Потом в страхе затряслось: "Куда ведут-то, чертяки?!" Мимо частокола палей[15], мимо амбаров и сараев, к воротам через вал. Нутром чуял Косой, что не к добру. А спросить не мог, отнялся словно бы язык. Только кандалы нераскованные звенят и снег хрустит. Давно мечталось небо ночное, звездочки хоть одним глазком увидать — забылось и про звезды.
Остановились у реки. Река совсем застыла, отсвечивала белым. Один из сопровождающих обернулся к конвойному, кивнул:
— Ступай! Сами дальше.
По голосу узнал Косой майора, падлу. Нехристь, стольких уже в могилу свёл, не счесть. Совсем страшно стало и знобко.
— Господин майор, по что…
Тот только сплюнул:
— Молчи, отребье.
И до того жутко сделалось Косому, аж ноги подкашиваются.
Второй что-то шепнул, дернул куда-то, толкнул на землю. Косой и понять не успел. Вспыхнуло ярко, заверщало, завертелось! Кольнуло под ребра… В меркнущем свете успел Косой разглядеть одну крупную звезду и глаза нехристи-майора — действительно кошачьи, желтые.
Глава 6
Очнулась от скрипа.
Тоненький, навязчивый скрип резанул по напряженному слуху и выдернул из странного сомнамбулического отупения, в котором пребывала невесть сколько уже. Ощущение — как после затяжной болезни. Последние дни — как в тумане. Этот мужчина, Ёж, свечки… Что-то еще, совсем уж смутное. Теперь и не вспомнишь.
Но сразу поняла — что бы там ни было, уже закончилось. В голове прояснилось, в теле — легкость, хоть сейчас подымайся и беги стометровку. Темно, потому что или свечи кончились, или были потушены. Странно, но виделось всё прекрасно. Темные разводы на потолке, стол, слабо отсвечивающий белым, тоненькие лучики от щелей в ставнях. Алые угольки в печке. Сильно пахнет парафином и плесенью.
Странно, но привязана. Веревкой к изголовью койки. Избавиться, впрочем, от скользкого шнура проблем не составило. Подцепила зубами и разом ослабила узел. Определенно, не помнила, кто и когда прикрутил к кровати. Память вообще как-то кусками — что Ёж про призраки рассказывал, помнила, как он кашлял и ругался — тоже, а вот зачем привязана — нет.
Еще через некоторое время поняла, что в домике одна. Ёж ушёл.
И какое-то время понадобилось чтобы сообразить, что означает его исчезновение. Ушёл. Один. В маловменяемом состоянии. Он же…!
Подскочила и заметалась в поисках — чего бы накинуть. Не нашла, только тряпье какое-то, а под кроватью, вот смех — тапки домашние, розовые. Распахнула дверь — холодно, мороз сразу защипал щеки. Прояснилось. Звезды яркие, луна висит надщербленная. На луне взгляд зацепился, почему-то, ушедшая на убыль, она казалась важной. Впрочем, нерешенным оставался вопрос с тем, чего можно накинуть.
Снова поглядела на луну, наконец вспомнила и сделала самое естественное, что могла — упала на четвереньки, приземлившись на лапы. Легко и просто, как сли бы с детства этим занималась. От ступенек вела ясная дорожка запаха — колючего, серо-коричневого и стойкого. Да даже и без него — глубокая борозда в снегу. Человек шел медленно, едва волочил ноги. Он не мог убрести далеко.
Нагнувшись к следу, вдыхая его яркое ощущение, побежала. Лес опять проснулся и с ним проснулся слабый голод, только больше он мыслей не путал и не сводил с ума. Взяла на заметку — недавно здесь были куропатки. Но подождут. В крайнем случае сунуться поглубже в лес.
А Ёж действительно не сумел убрести далеко, нашелся на полпути к площадке раскопа. Увидала издали — обнимался с деревом. Подбежала, дернула за куртку. Отмахнулся, но вяло. Приник щекой к коре и вроде как засыпает. Зарычала на него, ударила лапой. Вроде как подействовало, очнулся. Оглядел, как в первый раз видит, удивленно.
А дальше стоило больших усилий заставить его возвращаться. Рычала, покусывала, била и толкала. Он ругался монотонно, пытался присесть в снег, угрожал чем-то там, бормотал себе под нос… Дошли. Там перекинулась — ведь это "перекинуться" называется? — и заставила его лечь. Последние — разве что в погребе еще есть, а в ларе точно больше нет — дрова скормила "буржуйке", три свечки отыскала, но поберегла на самый крайний случай. Посомневалась, у задремавшего Ежа пощупала лоб, нашла горячим. Но есть в любом случае нужно. Ушла на охоту, пока еще до утра далеко, и есть шанс что-нибудь изловить.
Кстати, было немного неловко мыслить по-новому — охота, добыча, оборотень…
Куропатка вышла одна, и еще один глухарь, тощий и старый. На первое время…