Старовский раскоп

Добрался до околка, позволил себе всё же перейти на кошачье зрение. Темно-серые стволы берез обступили со всех сторон, снег испещрили, словно оспины, чернявые рытвинки следов каких-то лесных жителей, небо заиграло переливами от черного до серо-синего. Димки по-прежнему нигде не наблюдалось. На самой окраине залеска валялось что-то темное, кажется, трухлявый обрубок вальника. Серый решил дойти до него, а там уж думать, куда мог запропаститься трус-Димка. Сумасшедшая птица вдруг заголосила совсем дико и, сорвавшись с дальнего дерева, пролетела над головой у Серого, едва не снеся шапку. Так и инфаркт заработать не долго. Вот дурная…

Прилетевший ветер швырнул в лицо горсть снежка и — вдруг, страшно, наплывом — вкусный запах крови!

От запаха сердце стукнуло в горле, а голова закружилась. Горячая, сладкая волна…

И Серый одурел внезапно не хуже птицы. Причем мерзко одурел — и от страха, потому что крови вроде как неоткуда взяться, и от первобытного голода, и еще паники. И метнулся вдоль этой пряной волны, не разбирая особо дороги, напролом до трухлявого бревна. В сапоги черпнул снега, но не остановился. Упал, запнувшись о припрятанную в снегу ветку. Поднялся, одурь не прошла, а сделалась гуще.

Кровью несло от бревна.

И страхом. Целым предсмертным ужасом.

И острым песьим духом, и слежавшейся шерстью, и еще чем-то.

А бревно оказалось… Не бревном. Это лежало, широко раскинув руки в черных димкиных перчатках и глядело на Серого мертвыми димкиными глазами. И под подбородком у этого вместо шеи начиналось бесформенное месиво, серели колечки драной трахеи. И снега под Димкой не было, а только темная каша.

Серый отступил, ноги вмиг ослабели, подкосились. И Серый сдался, осел в мягкий сугроб, соображая, что сейчас вырвет.

И откуда ни возьмись — со всех сторон большие седые собаки с зелеными злыми огнями вместо глаз. Они не рычали и не огрызались. Они были абсолютно бесшумны.

И Серого все-таки вырвало. А последней мыслью было, что он у мамки тоже один. Был.

Январь 1990 года, Сибирь.

Метель.

— Тош… Ты бы хоть сам звонил, — Инка за сотню километров по ту сторону телефонной линии ощущалась жутко напуганным существом, этакой загнанной в угол мышкой, а совсем не гордой черной кошечкой. — Мне теперь кажется, что ты там чем-то ужасным занимаешься, представь. Особенно года вчера я до тебя дозвониться не смогла и позвонила Ингмару, а он велел тебе не звонить пока.

— Ну что ты, родная. Всё хорошо. Просто я работаю в месте, где телефон вызовов не принимает. Понимаешь? — терпеливо повторил уже в который раз Антон.

По кривой тумбочке полз таракан. Усы у таракана были длинные, развесистые… Шикарные были усы, и еще длинный хвост, и вообще таракан здесь ощущал себя хозяином жизни. Он степенно подполз к опрометчиво оставленной тарелке и неспешно в ней закопошился. Терпеть такую наглость более Антон не мог, отвлекся на мгновение от голоса в трубке и брезгливым щелчком сбил мерзость. На полу раздавил. Еще на полу в углу лежат три придавленные мыши. На них Антон охотился прошлой ночью, когда опять стукнуло в голову. Сегодня горничная придет, вынесет "трофеи", пока не раздулись и не завоняли.

Инна что-то сказала и умолкла, ожидая, видимо, ответа.

— Что, прости? Не расслышал.

— Говорю, Славка просится с тобой поговорить. Будешь?

— Еще спрашиваешь!

Славка по телефону разговаривать совсем не умел. То слишком близко прижимал динамик мобильника к губам, то, наоборот, забыв, отводил слишком далеко. А то вдруг торопился, волновался, съедал окончания слов и забывал, о чем хочет сказать, перебивая себя на полуслове. Но с грехом пополам понять было можно.

— Пааап! — радостно завопил в трубку Славка. — А тетя Лена купила конструктор и мы с мамой сегодня клеили "КВ"! Танк! Мы сегодня почти целиком склеили, а завтра раскрасим и будет почти как настоящий, только маленький!

— И стрелять будет? — еще у Славки, как и у большинства мальчиков, не достигших пубертатного периода, голос пока высокий, пронзительный и буквально бьет по ушам.

— Ага! Там пружинка внутри и еще шарики вместо снарядов!

— Чудо техники, короче. Приеду, обязательно покажешь. И, хочешь, еще конструкторов куплю?

— Хочу. БТР купишь?

— И БТР куплю, и самолет с мотором. Летом будем ездить на дачу и там запускать. Когда поправишься. Ты как, кстати?

В ухо насупленно задышали. Под большим секретом признались:

— Плохо. Больно. Но мама говорит, что ты лекарство делаешь, а через неделю мы приедем, и ты меня вылечишь. Правда?

— Правда, сынок. Лекарство делаю. Ты там потерпи недельку, хорошо?

Тоскливо сделалось после разговора — хоть вой. Иуть Инна и уверяла, что со Славкой стало чуток лучше, что вместо трех припадков в последние дни только по два. Вот радость-то…