Телефон — дрянная трубка, по дешевке купленная в магазине "бэушных" товаров. К ней же прилагается СИМ-карточка, а паспорта не требуют. Понятно, ворованная. Ну и ладно. Зато и связь препаршивая. Трещит и "квакает". Целую вечность эти прерывистые, мерзкие хрипы дозвона. И голос тоже хриплый — на том "конце провода", за многие тысячи километров, в уютного и говорливого Лешно.
— Halo? Kto to jest?
— Отец, это я.
Голос сходит на нет, сипит сверх меры. В трубке шуршание, словно бы ее едва не выпустили из рук:
— Andrew?! Андрюша… Живой…
— Да, пап, живой…
Неразборчиво. Только слышно, что там, в Лодзи, гудят автомобили. Тренькает что-то. Отец сколько-то еще молчит, потом аккуратно интересуется:
— С тобой все в порядке? Где ты сейчас?
— В Заречце. У себя в квартире. Со мной порядок. Но мне нужна помощь, и это не телефонный разговор.
— Иди ко мне тогда, в магазин. Барьер тебя пропустит. Он тебя еще помнит.
— Боюсь, я немного не в форме, чтобы так далеко "прыгать".
— Ты… а впрочем, я сейчас. Минут десять подождешь? У меня сейчас клиент. Закончу и приду.
— Жду.
Пока — сходил на кухню, сжевал пару таблеток из числа принесенных Алинкой. Даже названия не посмотрел. Знобило. Еще не совсем здоров. За окном ранний вечер. Спешат по домам прохожие, прячут носы в воротники и шарфы. Кажется, опять холодает. Климат здесь премерзкий. Девять месяцев в году отдано тому, что в Европе обычно называют зимой, а три оставшихся месяца — недоразумение, а не лето. Солнца недели две, а остальное время тускло и серо, хоть удавись тоски. Наверно, поэтому люди здесь мрачные и грубые, неулыбчивые и немногословные. Впрочем, сейчас Андрею до людей дела не было, больше его занимали местные оборотни.
Отец пришел не через десять минут, раньше. Видать, торопился. Тяжело затопал в спальне, скрипнул дверью.
Сильно сдал за последний месяц. Это Андрей с первого взгляда почувствовал, как только обернулся от окна. Не то, чтобы отец поседел (да и рано ему еще седеть ему, пятьдесят с небольшим) или похудел, или прорезались морщины на этом смелым резцом прорезанном, ярком лице… Нет, всё прежний солидный, тяжеловесной мощи мужчина "в самом расцвете". А вот в осанке усталость. Раньше не было, а теперь появилась. Остановился на пороге, жадно вгляделся в сына. На шею кидаться, прижимать к отцовской груди или там какие слюнявости говорить, разумеется, не стал.
Всего лишь кивнул.
— Ну, рассказывай.
И Андрей рассказал. По возможности подробно, чтобы не упустить какую-нибудь важную деталь. Про плен, про девушку Алину Сергеевну Ковалеву, про ловушки в квартире и про странного мага, с которым встретился уже дважды — тогда в квартире, и сегодня, когда искал Алину. Отец слушал, рассеянно гоняя по столу серебряк грошовой монетки и кивая головой в такт рассказу. Дослушав, еще посидел молча, потом вздохнул.
— Что ж, понятно. Дай-ка гляну, что с тобой делали, что ты даже "прыгнуть" не можешь.
Быстрое мягкое касание Поверху, как Андрей не умел и не рассчитывал когда-нибудь научиться. Только чувствовал. Юркое мягкое тепло бежит от левого виска вниз, через плечи по позвоночнику, щекочет в пятках, стекает на пол у ножки стула.
— Что там?
— А сам не понял? — с легким укором спросил. Сжалился, мозги ломать не заставил. — Тебя "пили". Довольно долго, судя по всему. Не один раз, во всяком случае. Говоришь, били? Правильно… И должны были бить. Чтобы было легче забирать энергию.
— Черт…
— Кому-то понадобилась твоя энергия. Есть еще что-то новенькое, но я не пойму. Я не специалист. Заглянешь потом к Лизе. Да, и подумай над тем, что успел обзавестись какими-то довольно опасными врагами. Им было мало просто убить, хотели замучить до смерти. Есть предположения?
Андрей поморщился — да уж, смерть не из приятных. Медленно слабеть и тупеть от этой слабости, чтобы в конце концов заснуть и больше не проснуться.
— У меня нет врагов.
— Враги есть у всех. Тот же Рихарт злится на тебя до сих пор из-за "Русалки". Я даже на него грешным делом подумал. Но нет, не он.
С трудом припомнил Рихарта. Теперь казалось, что и немец-коллекционер, и та история со статуэткой русалки, солидным портативным Источником — всего лишь сон или события другой, чужой жизни, прочитанные в книге. Андрей поступил тогда и некрасиво, и почти разбойно — на статуэтку уже был заключен договор, Рихарту она нужна была позарез. Но Андрею она была нужней и он принажал на тогдашнего владельца артефакта, нелегала, пригрозил сдать…
— Рихарт давно уже остыл. Да и ленив он слишком для мести.
— Возможно… — грошик пробежал ребрышком и обвалился с края стола. Зазвенел на полу, укатился под плиту. Отца он нисколько уже не занимал. — Но это нисколько не проясняет ситуацию. Опять же, твоя Алина Тут явное нарушение Хартии. Пропал твой друг Валерий, волк. Кажется, еще кто-то. И все в одном городе приблизительно в одно время. Не слишком ли много событий для одной провинциальной дыры?
— Я тоже об этом думал. Но пока ничего не могу сообразить.
— Это из-за истощения. Восстанавливаться будешь долго.
— Некстати.