Старшая правнучка

Я сразу поняла – не для ушей холопских те речи, и прислугу из кабинета удалила. Слезами горючими заливаясь, несчастная поведала нам с Матеушем, что наслышаны все о моем сострадании к Зениным несчастьям, как не однажды ко мне за помощью прибегала. Вот и она, Веся, ко мне со своими горестями явилась, да и соседи мы им самые ближние. Выслушав Весю, мы с Матеушем еще раз посетовали о повсеместном падении нравов шляхетских. А уж Веся себе и вовсе неизвестно что избрала – не обедневшего шляхтича даже, а управителя сахарной фабрикой в нашем уезде. Этот управитель у отца Веси земли под фабрику покупал, и так они с Весей познакомились. Без памяти Веся в того управителя влюбилась, и он в нее, у отца Весиного ее руки просил, старый же Шелига с сердцем отвечал – раньше кактус у него на ладони вырастет, нежели дочь родную за голодранца выдаст. Не дивилась я такому ответу, зная крутой нрав старого Шелиги. Хоть и вконец разоренный – высоко метит, сына на дочери Конецпольских женил, ради марьяжа с магнатами собственное поместье по ветру пустив и трех дочерей лишив всякого мало-мальски приличного приданого. Старшую успел еще до сына за графа Струминского выдать, так ради нее имение заложил. Сейчас у них в разоренном поместье нищета страшная, один шляхетский гонор остался. Мы с Матеушем в один голос Весе советовали смириться, но родителя не осуждать, тот вправе дочь родную навеки в девках оставить, но абы какому холопу не отдать. На что Веся, с гневом великим на ноги вскочивши, «ничего подобного»вскричала, ее избранник пан Потыра вовсе не холоп и не голодранец, а старого шляхетского рода, человек ученый, науки проходил в Берлине да в Вене, свой пай в той сахарной фабрике имеет, и немалый, будет им с чего жить безбедно. И без приданого ее с великой охотою берет, потому что полюбил великой любовью и без нее ему свет белый не мил.