Достав из сундука узелок из драного шелкового халата, в котором я бежала из замка, я присела на кровать и осторожно развязала узлы. Дети замерли, присев с двух сторон от меня и глядя на сверток широко открытыми глазами. Как будто бы ждали чуда.
И оно случилось…
— Камесек! — закричала Анни и захлопала в ладоши, — Камесек для Анни! И для Луськи!
— Верно, — улыбнулась я, с улыбкой глядя на радостную дочку, — камешек для Анни и для Лушки. — Кончиками пальцев погладила родовой кинжал… Грустно улыбнулась, вытерла набежавшую слезу. — Держи, — сказала хрипло и протянула Лушке фамильную реликвию. — Это тебе. От папы…
Пришлось прикусить губу, чтобы не заплакать.
— Мне?! — с восхищением выдохнул он, принимая кинжал двумя руками. Его глаза горели, мальчишка был абсолютно счастлив. — Это, правда, мне, мама? Насовсем?!
— Насовсем, — кивнула и прошептала, — носи его не снимая…
— Настоящий кинжал… Мам, — Лушка взглянул на меня с требовательной надеждой, — а ты мне купишь пояс?
Я кивнула. Конечно… я и не рассчитывала, что Лушка будет носить его на шее, пряча под рубахой. Но почему-то я верила, что он не потеряется. Ведь не потеряла его в своих скитаниях родная мать Анни…
— Спасибо, — Лушка клюнул меня в щеку и скатился с кровати, — я его завтра Михе с Сиргой покажу! Они обзавидуются!
И не оглядываясь на нас, умчался к себе. Не иначе хочет испытать свой кинжал в деле. Хорошо, что он тупой. Не поранится.
— Анни тоже хотеть камесек! — отвлекла меня от размышлений дочка.
— Конечно, — кивнула я и, достав камень на простой веревочке, надела на шею дочке, — вот и у Анни камешек. Нравится?
— Да-а-а, — протянула она, трогая кончиками пальцев полупрозрачный, молочно-белый кристалл, — а мама купить Анни, — она запнулась, растеряно открывая ротик и облизывая губы. Как будто бы забыла слово. Или просто не могла его произнести. И сдалась, — для камеська?! Как Луське…
— Купит, — кивнула я с улыбкой. — Мы пойдем на ярмаку и ты сама выберешь то, что нужно твоему камешку. Хорошо?
— Холосо! Анни сама выбереть…
Вот и все… Теперь все камни у своих хозяев. Я хотела завязать узелок и убрать обратно в сундук, но Анни остановила меня…
— А Нюню? — схватила она меня за руку, — мама, а Нюню?
Я улыбнулась. А почему бы и нет? Всем раздала подарки, а Нюня обделила. Взяла и кучи расшитый камнями кошелек Гирема и хотела отдать Нюню, но меня остановила Анни:
— Неть, мама, — дочка помотала головой из стороны в сторону, — неть… Нюню, — она залезла двумя руками в узел и достала старый рог, про который я совсем забыла, — Нюню воть… Мозьна?
— Можно, — кивнула и рассмеялась, — только зачем он ему, Анни? Может лучше кошелек?
Но дочка уже тащила Нюню рог, который в ее руках выглядел необычно большим…
— Нюнь, — сияла она, — смотли! Это Нюня! Озьми!
— Ы-ы-ы, — отмер Нюнь, равнодушно перевел взгляд на Анни. И я увидела, как его глаза вспыхнули. Он схватил рог и прижал к груди. — Ы-ы-ы! Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!
И я готова поклясться, в его вое легко звучала искренняя радость. И, вообще, он выглядел так, как будто бы нашел вещь, которую давным-давно потерял…
Анни довольно рассмеялась.
— Мама насла! — озвучила она мои мысли, — и дала Нюню!
— Ы-ы-ы, — Нюнь взглянул на меня с такой благодарностью, что мне стало не по себе.
А он встал с кресла, подошел к нам. Вынул пробку и наклонил рог над кроватью, как будто бы хотел вылить содержимое мне на постель.
Я знала, что там ничего нет. Там было хлебное вино, которое выпил тот амбал, что занял нашу подворотню. И все… больше я никогда и ничего туда не наливала. Все эти годы рог лежал в узле, и никто его не трогал.
И когда из рога выпала крохотная монетка в одну гринку, вздрогнула…
— Есе! — захлопала в ладоши Анни, — есе!
— Ы-ы-ы, — помотал головой Нюнь, взял монетку и положил в карман.
— Завтла?
— Ы-ы-ы, — спокойно подтвердил он.
Нюнь жил с нами уже два года, но все равно я каждый день давала ему одну гринку. Он просил. Если я забывала, он напоминал, грустно воя на кухне. Каждый день. Одну гринку.
Перевела взгляд на бывшего нищего, который прижимал к себе рог, хранившийся в нашей семье много поколений. Посмотрела на кровать, на которую только что из пустого рога выпала одна гринка. Мурашки скользнули по спине…
Я снова чувствовала себя так же, как пару часов назад, когда увидела что за камешек требовала показать Анни.
— Нюнь, — проглотила ком в горле, — этот рог… он твой?!
— Ы-ы-ы, — кивнул он.
— Кто ты? — сжала кулаки, чтобы сдержать панику. Руки дрожали. И я повторила настойчивее, — Нюнь, кто ты?!
— Ы-ы-ы, — провыл он виновато и опустил голову…
— Мама, это Нюнь, — рассмеялась Анни.
А у меня кружилась голова. Я снова вспомнила ту сцену перед харчевней, которую устроила Анни. И как она успокоилась, когда увидела его — Нюня… И с чего я решила, что «вместе» это только мы с Лушкой и Гиремом? Еще была Анни. И Нюнь…