Я полюбила больничный сад, особенно скамейку в тени большого дерева. Здесь, подальше от центрального входа, тихо и спокойно, хорошо дышится и думается. Столько всего случилось за короткий срок, что голова идет кругом. Хорошо, что меня скоро выписывают. Плохо, что вернусь в наш дом, который я раньше так сильно любила, а теперь он – символ несбывшихся надежд. Но не время раскисать, дел невпроворот. Надо встретить дочерей и все им объяснить. Правда, пока не знаю как, нет у меня правильных слов. Нужно обсудить с адвокатом предстоящий развод. Еще хочу заехать в иняз, на кафедру английского языка, которой заведует моя сокурсница. Может, удастся решить что-нибудь по поводу работы. Все-таки я дура, что расслабилась. Из-под отцовского крыла улетела под крылышко мужа. Была, как он сказал, его опорой, соратницей. А надо было окончить магистратуру. Возможно, преподавать или переводить. Но я засела дома, став образцовой женой, матерью, домохозяйкой. Надо было по-другому.
От дурных мыслей отвлекает звонок мобильного. Смотрю на дисплей и борюсь с желанием сбросить вызов. Но это же папа. И если он звонит, то значит, это серьезно. Скорее всего, отец узнал, что произошло.
- Папа! Ну как там Мальдивы? – спрашиваю сходу.
- Ну как? Достали. Но детям нравится, - обреченно вздыхает отец.
- Главное, чтобы детям нравилось, - усмехаюсь я.
После смерти мамы папа все-таки женился на своей токалке, что меня еще больше раздраконило. Он все еще жил на два города, бывая в Алматы наездами. Я ужасно злилась, устраивала молчанки, но потом все равно простила его. Все-таки он мой отец – единственный близкий человек на земле, и не смотря ни на что я его люблю. Какая ирония! Теперь моим девочкам придется пройти через тоже самое.
От второй жены у отца трое детей. Сын учился, а затем остался в Америке. Двойняшкам – мальчику и девочке – по 17. Всего лишь на год старше моей Анели. А папе 66. Такая мы нестандартная семья.
- До меня дошли слухи, - недовольно начинает отец. – Что скажешь?
- Скажу, что разведка твоя работает с запозданием. Этим слухам скоро месяц. А если честно, три года.
- Почему не сказала, что в больнице?
- Не хотела портить тебе отдых с женой и детьми, - давлю на больную мозоль.
- Ты чуть не умерла вообще-то.
- Ты и это знаешь, - смеюсь. – Но не умерла же. Всем врагам назло.
- Ладно, понял, не хочешь это обсуждать. - отвечает снисходительно. - Что там с токал Рустама?
- Ну что с токал, папа? – усмехаюсь я. – Стандартный суп-набор. Ты же сам знаешь, - любому другому человеку за такой завуалированный стеб давно бы уже не поздоровилось. Потому что ни один казахский отец не позволит дочери так с собой разговаривать. Но мне великий и ужасный Талгат Балгабаев многое прощает. Наверное, все из-за чувства вины.
- Снова язвишь? – чувствую недовольство в голосе.
- Снова.
- Что думаешь делать? – начинается наш словесный пин-понг – вопрос-ответ.
- Разводиться.
- Девочки?
- Заберу с собой.
- Он сам что?
- Не хочет. Клянется в вечной любви.
- Веришь?
- Ты сейчас серьезно? Я такие клятвы еще в 16 лет слышала и поняла, что они не работают.
На том конце провода слишком громко молчат и думают. Конечно, он ничего не ответит на мой выпад.
- Мне вмешаться?
- Пока не надо. Я могу разобраться сама.
- Вернусь через неделю, поговорим
- Поговорим, - спокойно соглашаюсь я.
- И давай без самодеятельности! – предупреждает он.
- Ну конечно. От тебя попрошу того же.
- А что я? - чувствую, что ухмыляется. – Я вообще на Мальдивах.
- Одно другому не мешает, папа. Но поговорить все равно надо.
- Хорошо. Только ради тебя пока ничего не буду делать…
- Но?
- Но я могу и передумать.
- Набери меня, когда будешь в городе. Встретимся, чаю попьем, - прошу я спокойно. Пока я знаю, что отец меня послушает. А дальше буду действовать по ситуации.
- Ладно. Береги себя, - папа смягчается.
- И ты! Детям привет, - специально не упоминаю его жену. Чисто из вредности.
- Передам.
- Пока.
Отключаюсь. Я прекрасно знаю возможности Талгата Баглабаева, учитывая, что сейчас у них с моим мужем одно общее дело, связанное с нефтеперерабатывающим заводом. Однако они зависят друг друга. Правда, Рустам и его отец в большей степени. У меня есть определенные мысли на этот счет, но они слишком страшные, чтобы озвучивать их.
Подул легкий ветерок, зашелестела листва на деревьях и кустах. Я закрыла глаза и начала размеренно дышать, чтобы утихомирить разбушевавшиеся эмоции.
- Знал, что найду вас здесь, - послышался голос Арсена Ильясовича.
Я открыла глаза и улыбнулась ему.
- Мне здесь очень нравится.
- Я заметил. Присяду? – спросил он.
- Конечно.
- Ну слава Богу, - усмехается он. – А то в первый раз вы извелись из-за того, что я сел на вашу скамейку.
- Простите, пожалуйста, - краснею и прижимаю ладони к щекам. – Мне жутко стыдно. чувствую себя снобом.
- Все нормально, - снова улыбается он. – Я пошутил. Кстати, - Арсен Ильясович достает из кармана голубую плитку Казахтанского, - шоколадку?
- А мне можно?
- Если только одну дольку, - доктор надламывает шоколад и только потом разворачивает обертку.