Старшие сыновья

Катя принесла водку и пиво. Составила всё на стол и ушла. А Люсичка Проказа перестала улыбаться, ей кажется, не понравился его взгляд. Она, беря первую рюмку, вторую подвинула к нему: мол, давай бери, его настроение женщина заметила, поняла:

- Успокойся, геодезист, тут нас никто не услышит. Никто. Или ты у нас теперь инженер? Я уже запуталась в твоих профессиях. Бери рюмку, давай выпьем. А то у тебя такое лицо, что мне уже страшно рядом с тобой сидеть. А ведь я не пугливая.

Горохов, чуть подумав, взял рюмку. Но не выпил, просто держал её в руке и произнёс:

- Вы так уверены, что нас никто не слышит, что я сразу начинаю думать, откуда вам это известно?

- Это моё заведение, - пояснила Людмила, - и я никого сюда с микрофонами даже на порог не пускаю. Включая Тарасова.

«Ах, вот как!? Твоё заведение.»

После этого они выпили. И всё равно Горохов пил без всякого удовольствия. А вот красавице это занятие явно нравилось. Она поставила пустую рюмку и сказала:

- А я как услышала, что в город приехал какой-то инженер искать воду, вот веришь, сразу про тебя вспомнила. – Она откинулась на спинку кресла и сказала с какой-то издёвкой. - Геодезист!

- Ну, а вы как поживаете, Людмила Васильевна, кстати вы и правду Васильевна? Вы всё ещё жена известно банкира из Губахи?

И тут она опять переменилась в лице:

- Я и вправду Васильевна, а мой банкир, обгадился и скрылся в неизвестном направлении, скрылся со всеми деньгами, как только ты уехал. Ты ведь пообещал этому придурку вызов в трибунал, не так ли? – Спрашивала он зло.

- Ну, судя по всему, у вас кое-что всё-таки осталось, - заметил инженер, обводя зал ресторана взглядом. – Возможно, в этом есть и моя заслуга.

И тут Людочка совсем обозлилась, она приблизилась к нему, и зашипела:

- То, что я нахожусь здесь, где днём из дома нельзя выйти, а не на прохладном севере, вот в чём твоя заслуга, - женщина сверлила его взглядом полным ненависти.

- Дорогуша, вы преувеличиваете мои возможности, - попытался отшутиться он. – Причём здесь я и это райское место?

- Ты, мерзавец, жулик… Ты меня кинул! Ты обещал, что я в доме придурка-калеки найду конструкты, а их там и не было никогда, а я как дура поверила, ну как же, это же уполномоченный мне обещал!

Горохов даже прищурился от возмущения, и стараясь, как говорят, «не терять лица», стал отвечать ей припечатывая красавицу каждым своим словом:

- Простите, память стала сдавать в последнее время, не напомните ли мне последовательность прошедших событий: это сначала я вам пообещал то, чего вы никак не заслуживали, или это вы сначала послали ко мне убийц, чтобы заграбастать себе пару сумок с медью? Одна из которых, кстати, и так была вашей?

Тут официантка Катя принесла ему печёную тыкву и хлеб, всё было подано на красивых тарелках, Катя с любопытством косилась то на Людмилу, то на Горохова, и её женский глаз сразу заприметил, что между этой парочкой есть какое-то «прошлое».

Пока официантка не отошла от их стола, Людмила молчала, играла, как и первую их выпивку, пустой рюмкой. А потом, видно остыв, от старых обид, сказала негромко и даже примирительно:

- А ты сюда за Папой Дулиным приехал?

Глава 25

«Эта дура меня здесь точно похоронит. Даже если и не хочет этого, - Горохов смотрит на неё и молчит. – Нет, надо эвакуироваться, и чем быстрее, тем лучше».

А Людмила словно играла с ним или пыталась вывести его из себя.

- Двое ваших из трибунала уже пытались его прикончить, ну, ты про это, конечно, знаешь? – она полезла в карман брюк и достала оттуда небольшой золотой портсигар всего на пять или шесть сигарет. Достала, раскрыла его, задумалась и, поигрывая драгоценной безделушкой, продолжила, как будто только что вспомнила что-то неприятное, наморщила свой нос идеальной формы:

- Фу… А ты знаешь, что их головы насажены на штыри возле его офиса. Головы высохли на солнце, такие страшные стали. Чёрные такие, скукожились все, маленькие, даже мотыльки их сожрать не смогли, только глаза выели. Ты, наверное, знал их, да?

- О чём вы? Я вас не понимаю, - сухо отвечал инженер.

Она вытянула из портсигара длинную белую сигарету. Зажала её меж двух пальцев и смотрела на него, ждала, пока инженер даст ей огня. Но Горохов спокойно, как ни в чём не бывало, ел отбивную из нежнейшего мяса огромной ящерицы на луковой подушке, накалывал на красивую нержавеющую вилку карамелизированные кусочки роскошной белой тыквы, отправлял их в рот и вовсе не собирался вскакивать и подавать ей огонь. Внешне инженер был спокоен, но, если быть честным, он от злости, которая захлёстывала его, едва различал вкус этих удивительных продуктов, что лежали в его тарелке.

А с другого конца зала уже летела к ним официантка Катя с зажигалкой в руке. Людмила с удовольствием прикурила, подождала, пока официантка отойдёт, и с вызывающей улыбочкой пустила дым в его сторону:

- Говорят, трибунал от него не отстанет, ходят слухи, что за голову Папы Дулина судьи предлагают десять тысяч.

Но инженер уже окончательно взял себя в руки и потому довольно легкомысленно заметил: