Не сговариваясь, отходим от машин, подходим к обрыву. Он совсем небольшой, метра два вниз, но ограничен старым деревянным заграждением. Учитывая, что площадка не обустроена, даже не асфальтирована, скорее, закатана шинами до ровного состояния, удивительно думать, что здесь, на отшибе, в прошлом что — то было. Кто — то стоял так же, как мы сейчас, возможно, даже обсуждал подобные вещи, ведь окраина города словно создана для ночных побегов и выяснения отношений.
Мысли немного отвлекают, беру себя в руки, дышу спокойно и ровно, пытаясь перебить сводящий с ума мужской запах прохладным ночным воздухом. Но пыль и сухая трава — не те ноты, что могут помочь в непростом деле.
— Я скучал. — Чуть раскатистый голос Логана вибрацией отдаётся в груди, запускает цепную реакцию, и я вновь теряю над собой контроль.
Вот что он за человек? Почему, почему так на меня действует? Оглушающе, ошеломляюще, очень сильно! Мне, конечно, есть, что вспомнить, от чего завестись, но ведь эта химия зародилась с самой первой нашей встречи и реакция продолжается и продолжается. Будто вечный двигатель какой — то, никак не останавливается.
И в темноте, рядом с ним, я остро чувствую и ярко реагирую. Сжимаю полы пиджака изнутри так сильно, что, наверное, могу прорвать плотную ткань ногтями. Кожа пальцев напряжена, едва не лопается, но, наконец, отпускает. Беру себя в руки.
— Логан, я… — Сглатываю ком в горле. Как непросто обсуждать то, что ещё не растворилось в кислоте времени, не стёрлось, не забылось. — Я не понимаю. Все эти слова… Что ты хочешь? И главное — как? Не представляю, как ты видишь наши отношения с учётом всего случившегося. В голове сумбур и больше вопросов, чем ответов.
— Котя… — Моё имя на его губах звучит так упоительно нежно, что хочется плакать. Или целовать эти губы до умопомрачения, слушая в краткие мгновения передышки: «Котя, Котя, Котя».
Стоп! Принять его любовь — как прыгнуть с обрыва. Не такого малюсенького, как тот, на краю которого мы застыли, а огромного, почти бесконечного. Лететь, может, приятно, разбиваться больно. А придётся.
— Каталина. — Настаивала и буду настаивать. Может, звучит глупо, но маленький официоз помогает не дуреть, не сходить с ума в очередной раз. Котя — слишком интимное, личное. Завораживающе — прекрасное. А мы здесь по делу. Для разговора.
— Я вижу тебя со мной. Нас.
— Нас? Двоих, троих? — Хмыкаю, отворачивая лицо в сторону города.
Сердце колотится в груди так, что не слышу ни машин, ни обычных ночных звуков. Сплошной грохот. Я хочу, но не могу больше верить в прекрасное будущее, где я среди Бекендорфов. Не вижу его. Совсем. На нарисованную мной картину щедро плеснули растворителя, очертания смазались, пятно, а не будущее.
— Я не знаю истинную причину вашего разрыва и ваших дальнейших планов, поэтому отвечу так: как ты пожелаешь.
— Не знаешь? — Таращусь на мужчину с открытым ртом. — Ты и не знаешь? Разве он не рассказывает тебе всё? Я думала, у вас нет секретов.
— У нас нет секретов друг от друга, верно. Но Марк не понял, что произошло, и не смог объяснить мне.
— Что же изменилось за этот месяц? Он прозрел? — Хмыкаю, выплёскиваю яд. А сама прижимаю руку к сердцу, словно рану зажимаю. — Тогда какие могут быть вопросы? Он думал, я совсем слепая дура? Может, я и была такой, но больше нет. Всё.
Он по — прежнему удерживает меня за плечи. Горячие руки дарят тепло, но в груди сплошная стужа. Впервые даже прикосновения Логана не лечат, не исцеляют, не отвлекают. Месяц — слишком короткий срок, чтобы пережить предательство любимого человека, переступить через него и идти дальше.
Я как могла заглушала эту боль, но Логан безжалостно надавил на больное место, и сейчас мне так плохо, что хочется визжать и брызгать слюной как истеричка, а не спокойно беседовать. Выкричать, выпсиховать, проорать свою злость. Свой страх. Свою панику. Свою обиду. Ярость. Свои слёзы.
Но я так не умею. Не могу. Не моё.
Меня колотит, зубы стучат. Жуть какая — то.
Логан прижимает к себе, гладит по спине, шепчет слова утешения и не только их.
— Не понимаю тебя, Котя. Не понимаю, милая. Расскажи, что случилось. Чем он провинился? Вы не из — за меня расстались?
В его короткой речи не хватает лишь одной фразы — «Скажи, что нет». Как любит приговаривать моя мамуля: «Старшие братья с гиперответственностью — это диагноз». Всё ради младшеньких. Во всём следует искать свою вину, поскольку ты старший, а значит, ты умнее и должен был… У нас в семье хватало вариаций на эту тему.
Выдыхаю. Нужно сделать это быстро и чётко — как пластырь сорвать.
— Он и … Видимо, карма. За то, что ты принял меня за Барби в ту первую ночь… — тише шелеста травы шепчу я.
Признаться так невероятно сложно, что даже на сарказм в свой адрес не хватает сил. Быстро и чётко, да — да. Хорошо, не заикалась, когда говорила.
— Не понял.
— Они с Барби… Он с Барби. Они вместе, — пряча глаза, пытаюсь произнести ужасное слово, выдавить из себя.
— Марк переспал с Барби? Бред! — фыркает он.
— Не бред. К сожалению, не бред. Я видела, — шмыгаю носом. — Видела…