Марк понимающе улыбается, прижимает меня к столу, прикрывая от возможного внимания брата своим телом насколько возможно. Целует в губы, мягко, нежно, никуда не торопясь, позволяя раствориться в обжигающе прекрасных касаниях, расслабиться, позабыть обо всём на свете.
Он точно знает, как довести меня до беспомощного и беззащитного состояния, превратить в послушную его пальцам глину.
Собственное тело берёт меня в заложницы окончательно и бесповоротно. Я извиваюсь, трусь о любимого мужчину, безмолвно умоляя о спасении. Или о пожизненном продлении восхитительно сладкого заключения.
Он целует мою шею влажно и скользко, прикусывает тонкую кожу, легонько тянет на себя. Колени моментально подкашиваются, я уплываю, растворяюсь в ощущениях, и Марк вынужден переместиться, прижать собой к столу, ухватить за ягодицы, удержать на весу.
Смотрит, как я непонимающе моргаю, пытаясь сообразить, что произошло, а затем глаза его вспыхивают тёмным, торжествующим победу пламенем.
Следующий поцелуй нокдауном возвращает в бессознательно — послушное состояние. Платье на талии, я — на столе, обнажённой кожи касаются прохладные металл и стекло, совершенно не отрезвляя, напротив, окуная с головой в океан страсти.
И я сама льну к Марку. Сама тянусь за поцелуем. Обхватываю за талию ногами. Прижимаю шею к его губам. Стягиваю бретели платья, выгибаюсь, подставляясь под его ласки.
Я словно в тумане. Есть только мы. Он и я. Наша страсть. Наша любовь. Мир вокруг взорвался. Его не существует.
Мне безумно хорошо, правильно, так, как нужно.
Дыхание к дыханию.
Кожа к коже.
Марк захватывает в плен отяжелевшую грудь, посасывает, прикусывает соски, заставляя стонать и извиваться, тереться о его бёдра бесстыже и жадно.
— Сладкая девочка, — шепчет он, проделывая дорожку горячих поцелуев от одной груди к другой. — Моя сладкая девочка.
— Марк, — хнычу жалобно. — Марк! — призываю к справедливости. — Марк! — требую, чёрт возьми, внимания ко всем возбуждённым участкам тела.
— Ненасытная, — довольно выдыхает он уже в мои губы. Врезается в них требовательно, жадно, прижимая мою голову так близко, что, кажется, ещё мгновение и мы сольёмся в единое целое.
Целую его неистово, дёргаю одежду, стремясь поскорее добраться до моего любимого, самого восхитительного в мире члена, красивого, идеально ровного, как с картинки, крепкого, горячего.
— Плохая девочка, — довольно приговаривает Марк, вонзаясь в моё тело, заставляя выгнуться дугой. — Моя развратная, сладкая… о…
Я улетаю почти сразу. Рассыпаюсь на атомы. Взрываюсь, кричу, хриплю, цепляюсь за что — то чёрт знает, зачем. Но Марк и не думает останавливаться. Продолжает одуряюще жарко двигаться во мне, подхватывает, прижимает к себе, удерживая за плечи.
— Смотри мне в глаза. На меня, Кэти! — командует непреклонно. И я подчиняюсь, обнимаю его за шею, не понимая, откуда в руке взялся красный бильярдный шар. Но это не важно. Мне так хорошо, что хочется плакать.
На висках Марка переливаются бисеринки пота и я не сопротивляюсь своему желанию, медленно провожу по ним языком.
— Солёная пряность, — мурлычу ему на ухо, прикусываю хрящик, сжимаю мышцы, обхватывая член сильнее, повожу бёдрами.
Острый спазм прошивает неожиданно, и я в неверии смотрю на любимого. Неужели можно ещё раз? Вот прямо так, почти сразу? Ведь было так хорошо, что в голове до сих пор звенит пустота.
— Ты кончишь ещё. Сейчас, — произносит Марк уверенно и жестко, и это так непривычно, так волнующе.
Эта его властность, попахивающая деспотизмом, воспламеняет кровь, будоражит рецепторы. Я дёргаюсь от очередного сладкого спазма, и Марк обнимает меня за шею, фиксируя лицо большими пальцами.
— Смотри на меня, Кэти, только на меня. Ты хочешь ещё, — соблазняет он, будто я против. Я только за! — И любишь адреналин, моя кошечка. Сладкая, развратная девочка. А ещё ты любишь, когда на тебя смотрят. Раздевают, ласкают, имеют взглядами.
Он двигается во мне неспешно, позволяя осознать, что произошло. Что происходит. И когда мои глаза превращаются в плошки, ускоряется.
Дёргаюсь — бесполезно.
Пытаюсь посмотреть на Логана, понять, что, чёрт возьми, происходит, но мне не дают. Лицо в капкане обычно нежных рук любимого. И он ликует.
— Тебя ведь это заводит, милая. Признайся.
Марк притягивает к себе, начиная дико, одуряюще сильно вдалбливаться в моё тело. И я не в состоянии произнести ни слова. Ни единого, мать его, членораздельного слова, потому что сейчас он прав. Я хочу, чтобы Логан видел. Не знаю, не хочу знать, почему. Но хочу. А на остальных — плевать.
Глава 16. Бестселлер «Как произвести впечатление на семью любимого»
Я прихожу в себя постепенно. Оказывается, лампы над столом ужасно яркие, если лежишь прямо под ними, а прекрасные, идеально круглые костяные шары ужасно неприятные и совсем не раскатываются в стороны, если падать на них сверху, теряя себя от ослепительного оргазма. Всё — таки бильярд — это для игры, а не для секса.