Старший брат моего жениха

Мелкий говнюк!

Когда все варианты исчерпаны до дна, называю таксисту адрес родительского дома, потому что это единственное место, где меня еще не было. Вдруг он там спрятался все-таки? Дом большой, просторный, в нем отличный подвал, где можно пересидеть хоть зиму, хоть ядерный взрыв. Надежда умирает последней, потому еду. Все равно больше ничего мне не остается.

Ночь спускается на город, за окнами стремительно темнеет, и только сейчас я вспоминаю, что так и не позвонил Кире. И вроде бы винить себя не за что, но неприятное чувство царапается за грудиной.

Ждала ли она? Или обрадовалась, что я так и не объявился? Несколько раз даже порываюсь набрать ее номер, но откладываю эту идею до лучших времен — слишком взвинчен сейчас, чтобы с ней общаться. Боюсь, что злость выльется в самый неподходящий момент, и тогда Кира вряд ли хоть когда-нибудь захочет меня видеть.

Таксист делает музыку погромче, а я пялюсь в окно, пытаясь накинуть строгие ошейники на взбунтовавшиеся мысли и эмоции, но куда там? Напряжение лишь растет с каждым километром, и я сам себе напоминаю гранату, с которой сорвали чеку — в любой момент рванет, только держись.

Когда дорога сворачивает вправо, а расстояние до окраины стремительно сокращается, нас вдруг обгоняет темно-серая легковушка весьма потрепанной наружности. Чуть не подрезает, заносит задницу влево, но все-таки выравнивается и гонит вперед.

— Пожар там, что ли? — бурчит таксист, выжимая газ.

Явно хочет обогнать настырную легковушку, но кто бы ему позволил. Потому что кто бы ни был в той машине, он явно торопится не меньше нашего.

— Не лихач, приятель, у меня на том свете дел никаких нет, — прошу, и таксист, нахмурившись, все-таки держится в пределах нормальной скорости.

Терпеть не могу, когда устраивают догонялки, только если не я сам за рулем. Да и вышел уже из того возраста, когда нужно обогнать кого-то, самоутверждаясь. Тем более на ночной дороге, когда свет лишь от фар.

Серая — или все-таки черная? — тарантайка держится неизменно впереди, мигает фарами, и меня это начинает порядком утомлять. И я надеюсь, что вот сейчас, вот скоро она свернет куда-то, перестанет мозолить глаза, но нет. Словно приклеилась.

Не сходит с горизонта она и тогда, когда до родительского дома остается несколько сот метров. Издевается, что ли? А после она и вовсе делает то, чего я совсем не мог ожидать — тормозит возле наших ворот!

Херня какая-то, честное слово. Кто-то из приятелей Егора? Или ребята Виталика добрались до нашего имущества раньше меня? Или сам Егор примчался?

Ничего толком сообразить не успеваю, а дверца автомобиля распахивается и наружу выпархивает… Кира!

Первая мысль: она соскучилась по Егору и хочет его видеть.

И от этого ладони потеют, а злость накатывает волнами, лишая остатков благоразумия.

Не помню, каким образом я расплачиваюсь с таксистом — вообще не до этого. Главное сейчас — Кира, которая тарабанит по стали ворот, попеременно жмет на звонок, а машина, привезшая ее к нашему дому, мирно стоит, чего-то дожидаясь.

Тонкую фигурку щедро заливает светом фонаря, и Кира кажется такой хрупкой и растерянной сейчас. Милая девочка, чем-то дико встревоженная, а я ловлю себя на ощущении, которое кроме как животная похоть никак не описать. Да что ж за проклятие такое? Почему я думать рядом с ней не могу нормально?

— Кира? Ты что тут делаешь? — спрашиваю, подойдя на опасно близкое расстояние, и она вздрагивает. Замирает и медленно поворачивается в мою сторону. Неужели только сейчас заметила, что давно уже здесь не одна?

В желтом искусственном свете ее бледность отдает зеленцой, и это мне совсем не нравится. Что-то у нее стряслось, но ответов я не знаю.

— Руслан, слава богу! — вырывается радостное, и что-то екает у меня в груди. — Я тебя нашла!

— Ты меня искала? — удивляюсь и улыбаюсь, как чертов идиот.

Но Кира не дает мне насладиться моментом. Снова упоминает Егора, и это накрывает меня с головой. Я не разбираю ее слов, лишь набатом в голове: Егор, Егор…

Да что ж за проклятие такое?!

— Руслан, ты слышишь меня? — теребит меня Кира, касается моей руки, и я встряхиваю головой, отгоняя наваждение, гашу приступ злости в себе.

— Что-то случилось? — спрашиваю, окидывая взглядом непроглядно черные окна.

— Я же объясняю! — тяжело вздыхает и нервно хлопает рукой по своему предплечью. — Егор в общежитии у меня, в нашей комнате! — нервничает, а я фокусирую все свое внимание на ней. — В окно влез! Он сейчас спит, ему нехорошо. Что-то у него случилось, но он молчит. Я тебя искала, надо что-то делать с ним. Наташа за ним следит, мы комнату заперли, пусть отсыпается, я вырвалась на часик, так боялась тебя не найти.

Она явно на взводе, тарахтит без пауз, а у меня с сердца камень падает. Нашелся, чтоб ему, нашелся! И в этот момент мне плевать, что этот говнюк поперся к Кире, на все плевать. Чувствую лишь облегчение, и оно смывает с сердца тревогу.

И я поддаюсь порыву, который вечно берет верх, сто?ит Кире оказаться рядом. И плевать, что в машине кто-то сидит, потому что я вывернут наизнанку этой девочкой, разорван на части, покорен.