Старший брат + Тенета иллюзий

Блошиный рынок в Лютном в одиночку посещать не стоило. Здесь существовали определенные правила, защищающие покупателей, но эти правила переставали действовать за оградой. На коротком участке пути от рынка до Косого волшебника могли ограбить и избить, причем такие инциденты происходили стабильно. В основном жертвами становились юноши из приличных семей, недавно выпустившиеся из Хогвартса и захотевшие пощекотать себе нервы посещением местной клоаки. Получали они именно то, что искали, авроры даже не особо расследовали подобные дела. А вот покупателей, особенно примелькавшихся, местные бандюганы трогали редко. И все равно — один я туда никогда не совался.

По самому рынку можно было ходить безбоязненно. Многие посетители шатались по нему без определенной цели, разглядывая разложенную на трансфигурированных прилавках мелочовку или вступая с продавцами в короткие пересмешки «за жизнь». Иногда у того или иного предмета собиралась целая толпа, чтобы определить, что оно такое есть и сколько может стоить. Здесь торговали подержанными книгами и отдельными листами из них, сомнительного свойства зельями и условно-запрещенными ингредиентами, ядами и приворотными, ритуальными инструментами демонологов и нелегальными палочками. Ничего серьезного — человеческие органы и тому подобный товар, тянущий свыше пяти лет Азкабана, следовало искать в других местах.

В тот день мама застряла у торговца рукописями, и я от скуки заглянул в дальний угол рынка. Туда, где держали угол зельевары и алхимики. Сев просил привезти ему шерсти шотландских брауни, ну и просто запасы следовало пополнить.

— Что это у вас такое? — уже на обратном пути, затоварившись, я подошел к лотку смутно знакомой торговки. — Дощечки какие-то?

— Обереги сидхе, — ответила старуха. — Против злого глаза, для благополучия в доме, ну а этот тебе пока без надобности. Приходи годиков через пять, хе-хе.

Дубовые пластинки украшал рисунок, напоминавший кельтский орнамент и в то же время неуловимо от него отличавшийся. Переплетенье линий, незаметно складывающихся в значки рун… вот только вместе с знакомыми символами огамы рядом возникали неизвестные знаки. Никаких острых углов, надпись-узор шла без видимых переходов или разрывов, закручиваясь в кольцо без начала и конца.

Я провел над пластинками рукой.

— Ничего не чувствую. Вы уверены, что они действуют?

— Ты и не должен, милок, — фыркнула старуха. — Стала бы я бесполезный амулет продавать?

— За деньги, безусловно, стали бы. Кстати, сколько просите?

— Три галлеона.

— Сколько? — от заявленной суммы челюсть непроизвольно отвисла, и возглас вышел смазанным.

— За каждый, — добила меня продавщица.

Нормальный амулет стоит от десяти золотых и выше, родовые артефакты считаются вовсе бесценными. Так то — нормальный! Поделку без вложенной силы с сомнительными достоинствами продают по цене материалов, да еще и считают сделку выгодной. В ответ на последнюю сентенцию продавщица взвилась и принялась браниться, расхваливая товар. Сбросить цену она отказывалась напрочь.

Торговались мы недолго. По-видимому, старухе стало обидно за прилюдные сомнения в мастерстве, и она решила наказать дерзкого мальчишку.

— Три галлеона, милый. Доставай деньги, не обижай старую, не спорь…

Я раздвоился. Первая часть меня понимала, что бабка права, что пластинки размером с младенческую ладошку действительно стоят этих денег, и они мне нужны, причем нужны прямо сейчас, немедленно. Где еще найдутся такие? Они хорошие, красивые, полезные. Надо немедленно достать кошелек и скорее купить вожделенный товар, пока продавщица, вредная бабка, не передумала.

Вторая часть меня с отстраненным интересом наблюдала, как руки лезут за пазуху и вытаскивают кошель. Властно подавив первую, она покачала головой:

— Нет.

— Что?! — поперхнулась торговка. — Как нет?!

Продолжить она не успела. Вынырнувшая сбоку мать сходу наложила на нее Силенцио и принялась орать, из-за соседних лавок выскочили продавцы и влились в набирающий обороты скандал. За секунды вокруг нас скопилось человек десять, и все они гомонили, спрашивали, чего-то хотели. Мама, кажется, обвиняла торговку в использовании какого-то голоса, а ее безуспешно пытались успокоить. Чувство раздвоенности исчезало, вместе с ним уходило и странное оцепенение, заморозившее мои эмоции, звуки снова стали криками и шумом, а не фоном происходящих событий.

Старуха не пыталась снять заклятье. Она с каким-то непонятным любопытством смотрела на меня, и от ее взгляда по спине бежал холодок.

— Мама, — подергал я Эйлин за рукав. — Что происходит?

— Эта дрянь, — ого! Да она в самом деле сердита! — говорила с тобой Голосом Власти! Заворожила тебя.

— Не смогла, — внезапно заговорила старуха.

Как по команде, все замолчали. Бывает так — драка, ор, свалка, и вдруг один резкий звук перерезает гомон, заставляя людей остановиться и посмотреть вокруг чистым взглядом. Понять, что происходит и с какой стати они в этом участвуют.

— Что?

— Не смогла, — повторила бабка. — Не поддался он. Сильная кровь.

— Да ты вообще не имела права с ним говорить! — снова взвилась мать.