Старший брат царя. Книги 3 и 4

Перед застольем государь пошёл проверить, как выполнено его приказание. В светлице слуги вытирали кровь со скамьи, пола и со стены — бился, несчастный! Другие слуги уносили испачканные ковры. Кат в сторонке смывал кровь с лица и рук — помощники оказались никудышными! Клим приводил в себя обмершего боярина, у которого на груди были точно повторены раны Годунова. В них набухали кровью тряпицы заволоки.

Иван тронул посохом боярина Фёдора и, хмыкнув, произнёс:

— Видать, притворствует Федька! — Повернулся и пошёл в трапезную, свита за ним: никто не посочувствовал наказанному.

После нескольких кубков вина Иван вспомнил о лекаре; к тому времени он отпустил Бориса, того унесли из трапезной. Клима привели и поставили перед грозными очами государя, против его стола. Никто, конечно, не предвидел развязки. По тому, как он пожаловал своего тестя, хорошего не ожидали. Да и сам государь не знал, зачем позвал этого одноглазого старца. Он остановил на нём тяжёлый взгляд исподлобья. Клим был готов к самому худшему, он напрягся и выдержал взгляд, хотя и знал, что Иван этого не любит. Тот заговорил, отчеканивая слова:

— Мне тут сказали, что ты вовсе не лекарь, а знаменитый славный гуляй-воевода Одноглаз князя-воеводы Хворостинина. — Клим отвесил низкий поклон. Взгляд Ивана посветлел: — Кубок вина воеводе!

Слуги будто ждали такого приказа! Клим принял кубок, поклонился Ивану и общий поклон сановникам. Кубок выпил единым духом, что понравилось захмелевшему государю, морщинки строгости разгладились, что последнее время редко случалось. Он изволил улыбнуться:

— А лекаришь ты понарошку?

— Прости, государь, не понарошку. Как меня, воя войска твоего, обезобразили татары, я себя вылечил и многих пользовал, и Анику Строганова. Он меня обласкал, как земляка. Потом своим воеводой сделал с твоего согласия, и сын Аники Яков послал меня ко князю Хворостинину. — Клим ещё раз отвесил поклон и слегка расставил ноги, чтоб не качаться — вино было отменно крепкое.

Иван заинтересовался и продолжал допрос, внимательно всматриваясь в Клима:

— Слушай, Одноглаз, где мы тебя видели?.. Видели! Где?

В голосе Ивана ни с того, ни с сего появилась угроза — государь терпеть не мог что-либо забывать! Это поняли многие застольники и вскочили, хватаясь за сабли: как раз было время поразвлечься, показать своё усердие государю. Клим поклонился на этот раз ниже прежнего и разрядил обстановку:

— Великой памятью Господь наградил тебя, государь! Без малого тридцать лет тому, как посекли меня татары. Возвращался аз из полона с купцами. И вот на Яузе-реке напали на нас разбойники. Раздели, разули, в чём мать родила пустили... — Вот тут захмелевший Клим заметил, что Иван вслушивается не столько в слова, сколько в тон рассказчика. Сразу протрезвел — нашёл место соловьём заливаться! И скучным голосом закончил: — А твои стрельцы отбили добро у разбойников. Среди стрельцов и ты, государь, был. Меня беседой удостоил и золотой дукат подарил.

— Да-а! Давненько то было... А ты и лечишь, и воюешь. Хвала Одноглазу! Поднимем кубки! — Ещё один кубок опорожнил Клим. А государь ещё помнил об нем: — Поместье тебе дали, Одноглаз?

— Много благодарен тебе, государь! Дали.

— Ладно! Тебя как? Климом, а по отцу?.. Дьяк, запиши: отныне воеводу-лекаря Одноглаза именовать Климом Акимовичем! А Строгановым отпиши, чтоб ещё земли прирезали...

...Не за каждого воеводу государь кубок поднимал, а тут — не единожды! На почётное место приказал посадить... Клим в тот день много вина выпил, но не захмелел: уж очень это застолье с восхвалением напоминало такое же застолье в Коломне тридцатилетней давности, где вот так же славили стрелецкого десятника Юршу Монастырского, а полгода спустя государь самолично пытать изволил десятника! Не приведи Бог повторения!

Хоть и неразговорчив Борис Годунов, но во время лечения Клим многое узнал: и о ссорах государя с наследником, и о заговорах. В одном из них был замешан злой волхв немец Бомелей — его сожгли на костре! Недаром боялся — не ждал он хорошего конца своей жизни. Никто не заступился за него, ни Годунов, ни царевич, хотя числился поклонником наследника. Кстати, это и ускорило его гибель. Многое другое узнал Клим из придворной жизни, о чём никогда не догадался бы. Не раз видел он смех выздоравливающего Бориса Фёдоровича: очень весёлый, сотрясающий всё тело, но совершенно беззвучный.