— Твоя правда, Фокей — близкий тебе, ему можешь открыться во всём. Но он постоянно в отъезде. А Василиса... Если ты скажешь ей о своих предчувствиях, о тревоге, она не поможет, а только испугается. Разве не правда?
— А ты станешь помогать мне? Как?
— Стану. О тебе я буду знать всё. Нас будет двое. Тебе полегчает, если тяжесть горя поделить на двоих.
Клим слегка усмехнулся:
— И долго намерена помогать мне?
Вера вздрогнула, повернула к нему лицо, в глазах испуг и слёзы:
— Ты... ничего не понял?! Считаешь меня... Климушка, я пришла к тебе навсегда! Навечно! И ты не погонишь меня, я нужна тебе...
Тогда кто-то вошёл в лекарскую и помешал разговору. Ночью Вера пришла к нему и напомнила дневной разговор:
— Климушка, ты взаправду думаешь, что могу уйти от тебя?
Клим обнял её:
— Ты не обижайся на меня, я ведаю жизнь. Встретишь кого-либо ещё и...
Вера не дала ему договорить, положила свою не по-девичьи сильную руку на его губы, а сама горячо зашептала:
— Тебе многое ведомо, но ты не знаешь бабьей доли, а я знаю. Нас выбирают... А я хочу выбирать сама, и выбрала тебя. И рожу тебе сына, красивого, сильного, доброго, как ты. А потом дочь, она будет в меня... Молчи, молчи! — Она ещё сильнее зажала ему рот. — Ты небось обо мне всякого наслышался. А я клянусь тебе всем, что дорого мне на этом свете! Призываю Богородицу во свидетели — отныне, кроме тебя, не подпущу ни одного мужика! — Она перекрестилась и принялась целовать его, крупные капли слёз падали на его лицо.
Потом шептал Клим, горячо и настойчиво, а Вера молчала. Только, когда шевелилась, в её широко открытых глазах отражались блестками золота освещённое луной окно... Он любит её, желает, чтоб она постоянно находилась рядом. И всё ж их любовь называется блудом! А жениться не может! Ему нельзя иметь детей — на нём великая государева опала! И эта опала падёт на его жену, на его малолеток... Клим шептал долго, горячо и настойчиво. Потом замолк, молчала и Вера. А утром, уходя, задала показавшийся Климу неуместным вопрос:
— Ты взаправду любишь меня?
У Клима невольно вырвалось:
— Это моя и твоя беда!
Вера поцеловала его и, улыбаясь, ушла. А Клим принялся вспоминать, что он сказал ночью? Он ругал себя, потому что наговорил много лишнего.
На следующий день Вера, как всегда, работала и помалкивала. А придя к нему ночью, нашептала такое, что у Клима зашевелились волосы от ужаса.
— Климушка, я теперь знаю всё про тебя! — радостно сообщила она. — Ты — изгой и хоронишься здесь от своих врагов. Стражник Захар что-то знает про тебя. Ты — боишься его. А этот подлиза, ярыжка Гулька, жрёт твой хлеб и подсматривает да подслушивает для Захара... Хорошо, что ты не женишься на мне. Кто докажет, что мои дети от тебя? Мало ли в нашем посёлке у девок нагульных дитять. А я — рядом с тобой, и дети у тебя будут!
Доводы Клима она спокойно отвела, будет, мол, так, как сказала она. Клим рассердился на её безрассудство и пообещал:
— Выгоню и дверь запру! Позор какой — нагульные дети!
Вера смеётся в ответ:
— И выгонишь, и запрёшься... А я стану под окном и будут плакать всё громче и громче. Ты не выдержишь, откроешь окошко, и я птичкой влечу!
— Тоже мне птичка! Вот пойду к матери твоей, чтоб она научила тебя уму-разуму.
Вера сразу опечалилась:
— Всё, что могла, мать мне уже сказала. Она против моей любви. Ей хотелось через мою молодость и красоту приобрести богатство. Ан не вышло. Сердита она на тебя, хоть и уважает. Меня во всём винит...
В лекарской избе редко кто из лекарей оставался ночевать. Потому почти каждую ночь она приходила к нему, а утром уходила. Сторожиха Домна делала вид, что ничего не замечает. А Вера изредка приносила ей подарки.
Где-то в августе Климу показалось, что Вере не по себе: вдруг без причины бледнеет. Заметил, как она втихую, прячась от него, жадно ела солёные огурцы, капусту. А то вскакивала и, хватаясь за горло, убегала на двор и там, прислонившись к стене, жадно глотала свежий воздух. Всё стало ясно, но всё ж спросил:
— Что с тобой, девочка?
Ответила еле слышно:
— Понесла я, Климушка. — И, улыбнувшись, добавила: — Мальчика.
...Итак, они шли, обнявшись, по ночной улице. Клим сказал:
— Трудная у нас будет жизнь впереди. Боюсь я за тебя...
— За меня нечего бояться, я за себя постоять вон как могу. А вот ты за себя — не можешь!
— Такой слабый я, да?!
— Нет, ты страшно сильный. Одной рукой обнял, а вроде как несёшь меня. Вот — ноги поджала и не падаю!
— Хватит, не балуй! А то повалимся среди дороги... Ну вот мы и дома.
Вера ужом скользнула в сени первой. Клим закрыл дверь на засов. Сторожиха Степанида слегка кашлянула, показала, что не спит. Клим спросил:
— У меня никого нет?
— Нету, — и затихла.
В лекарской Клим засветил лучину. Вера опустила занавески на окошках и спросила:
— Свет-то зачем?
— Сейчас поймёшь. — Клим вынул из поставца кису со звонкой монетой и подал Вере. — Это тебе на чёрные дни.