Два дня Клим дал на отдых, а сам налегке решил выехать в Ярославль завтра. А теперь ехал на подворье ещё раз осмотреть больных. Навстречу ему два всадника, по одёжке — его вои: полушубок, меховые штаны, сапоги и треух. Однако ж он не помнил в сотнях такого малорослого воя с коротко стриженной бородкой да ещё на красавце коне в сверкающей сбруе. Рядом — юный воин с заплечницей, видать, стремянной. По росту их не отличишь.
Боже! Какой же это незнакомец!
Вот они сблизились и молча принялись тискать друг друга.
— Друг мой, Неждан! Не можно узнать тебя! Мне тысяцкого обещали, не ты ли?
— Сто лет тебе здравствовать, воевода Клим Акимович! Не тысяцким, а простым воем к тебе иду. Примешь? Как видишь, и одёжкой твоей запасся.
— Придётся принять.
— То-то... Ты вот, Клим Акимыч, лукавишь, что не признал меня. Я такой же. Только вот не сообразил — коня и сбрую не по чину дали. Ну да ладно. А вот про тебя скажу: облик у тебя мещанина Соли Вычегодской Безымова, воеводы Одноглаза, и никого более! Понял? Я бы не узнал, да мне тебя показали. Исполать тебе!
...За то время как Клим начал встречаться с разными воями и стражниками на Вычегде-реке и на Сухоне, он изменил свой облик. Вои обычно носили короткие волосы на голове, а то и вовсе стриглись наголо. А Клим, наоборот, отпускал волосы. Да и Вере нравились его мягкие, послушные пряди — это, пожалуй, последняя память о ней! Теперь, на иноземный манер, волосы чуть ли не до плеч, посреди головы пробор. На правую часть лица чуб спадает, прикрывает рассечённую бровь и тёмную впадину пустой глазницы. Волосы белёсые и вроде как бы золотистые слегка. И ещё одна новая примета — бороду в ширину отпустил, издали голова квадратной кажется. Так что, действительно, узнать его стало непросто...
Клим никуда не спешил, и Неждан пригласил его к своему знакомцу, у которого сам остановился. Скоро они вдвоём сидели за столом в малой светёлке, перед ними стояли кубки, но они забыли про вино. Сблизив головы, тихо разговаривали. Неждан с самого начала предупредил, что всё знает о воеводе Строгановского удела.
— Сразу видно: хозяин — дошлый мужик! — продолжал Неждан. — И всё скверно, ежели он скрыл от воеводы, зачем государю спешно потребовалось ополчение. Должно тебе быть известно, что ныне опричное войско громит новгородские земли, потребовалось подкрепление.
Клим тяжело вздохнул:
— Нет, Неждан, Аника не стал бы скрывать. Он полагал, что вои идут в Ливонию. Что касаемо новгородских дел, то Аника ожидал опалы государевой на Новгород, ибо бродили там людишки Изверга — самозванца нового.
— Так, так, — будто обрадовался Неждан. — Об Изверге слышали! Поведай, до чего вы с Аникой дознались.
Клим передал без утайки разговор в пути и собственное решение идти к Пимену.
— Да-а! Аника много лишнего узнал! — сожалел Неждан.
— Он догадывался раньше... Давал мне понять.
Неждан продолжал размышлять вслух:
— В его интересах, пожалуй, помалкивать... Он советовал идти к Пимену?
— Аника не верит Новгородскому архипастырю.
— Разумно. Это был бы твой бесславный конец. Пимен всю жизнь мечтал стать верховным князем церкви. Потому оклеветал Филиппа, но не вышло. Теперь новый ход... И вдруг ты — искатель правды! С первых же слов он поймёт, что в товарищи ты не годишься. И оказался бы раб Божий Клим в подвалах монастырских. А они, поверь мне, обширнее и надёжнее подвалов Разбойного приказа! И пытать там умеют.
Клим отрицательно качал головой:
— Не могу согласиться! Архипастырь — как человек — может ошибаться, но умышленно идти на преступление — не верю!
— Да-а... Помнится, раньше уже приходилось от тебя слышать что-то похожее.
— То было иное... А теперь верно, что опричники в Новгороде ловят Изверга?
— И да и нет. Тайный сыск идёт, может, год уже, и список виновных у Малюты каждодневно растёт. А кого шукают, не ведомо. Говорить о нём заказано и поймать — надежды никакой. Берегут его, видать, люди властные... Государь северным землям никогда не доверял. Потому держит там своих доглядчиков. И вот полгода назад один из них привёз из Новгорода дворянина Волынского Петра, кой покаялся государю, что знает, где хранится грамота о тайном сговоре новгородцев с Литвой. В Новгород поскакали верные люди. Пётр привёл их в новгородский храм святой Софии, из-за иконы Богоматери извлёк свиток, опечатанный печатью архиепископа Пимена. Оказалось — это письмо, где новгородцы просили Великое княжество Литовское помочь низложить Иоанна Васильевича, а великим князем Московским поставить князя Владимира Старицкого. В благодарность за содеянное земли новгородские переходят в Литовское княжество! Как видишь, в свитке ни слова об Изверге. Однако ж письмо подписано первыми власть предержащими людьми, числящимися в списке Малюты Скуратова. Накануне Крещения прибыли опричники в Новгород и теперь берут на правёж всех по тому списку и всех других, кто подвернулся. Священнослужителей, купцов, ремесленников, казнят и правых и виновных, грабят и разоряют монастыри и храмы. Убивают торговых людей, передают огню их достояние, кое не смогли увезти с собой опричники...