Старший брат царя. Книги 3 и 4

В первый день жизни тут государь прошёл в её уголок. Анна с поклоном молвить изволила: «Государь мой Иван Васильевич, нелепо тебе быть в закутке таком! Тут и воздуха мало, и сиденья для тебя подходящего нет» — и решительно направилась в опочивальню. Прислужники, знавшие характер царя, ждали бури, опалы, ан государь смиренно пошёл за ней!

Сейчас государыня встретила его низким поклоном, проводила до кресла-трона резной кости, что стоял перед балдахином. Сама примостилась на скамеечке у его ног. Весёлых карих глаз с него не спускает. Слегка припухлые яркие губы, радостное, порозовевшее лицо вот около него, совсем рядом, такое родное, приветливое. Сколько внимания, сколько любви!

Вот она только бровью повела, и боярышня-наперсница поднесла шитый жемчугом, отливающий золотом кокошник.

— Смотри, государь, будет ли к лицу мне вот этот.

— Лада моя, тебе всё к лицу!

— Прости, великий государь, вот тут по краю мелковато зерно как будто. А?.. Этот дьяк кривоносый твердит: «Крупнее нет! Крупнее нет!» Болван, право слово.

Между тёмными, будто нарисованными бровями-крыльями на чистом лбу царицы легла морщинка. О! При дворе уже знают, какая это недобрая морщинка! Знает и государь и спешит успокоить:

— Лада моя! Кривоносый завтра доставит тебе всё, что пожелаешь!

И никто не может в толк взять, почему государь во всём царице потакает, подобрел, тихим стал, даже последнее время лицом посветлел, угрюмость исчезла! Ай да государыня! Молода, ей неполных восемнадцать, а ума палата! Всего-то во дворце она три месяца! С первого дня себя царицей поставила!

Пообещал государь — и довольна государыня, лицо улыбкой расцвело, глаза заискрились, морщинки как не бывало. Глядя на неё, и у государя ранних морщин убавилось: любит он видеть Анну вот такой, улыбающейся, радостной. Она государю, сверкая улыбкой, рассказывала:

— ...а перед обедней птичек принесли, много, разных. Мы их отпустили. Сколько радости у них!

— Вот и лепо! Прикажи, ещё больше принесут.

— Спаси Бог тебя, государь! А синичка одна далеко не полетела, а ко мне на окошко. Долго сидела, какая-то радостная весточка будет... А на птаху рыжий кот нацелился. Прогнали его...

Иван слушал царицу, и будто никаких забот у него, легко на сердце. Думалось: «Синичка? Птаха разукрашенная... не помню, когда видел в последний раз».

А у государыни вдруг опять морщинка между бровей:

— Сегодня в храме Григория Алексеевича обидели, потому за столом глаз не поднимал.

— Кто посмел обидеть моего шурина? — спросил Иван во весь голос, так что мамки-няньки попятились. А Анне хоть бы что, продолжает тихим голосом:

— Григорий Алексеевич около своей молодой жены хотел встать, а там опричник твой. Григорий Алексеевич ему, мол, подвинься. А тот в ответ: «Сам двигайся. Я тут уж пятую службу стою». Перед женой Григорию Алексеевичу вон как неловко стало. А был то опричник, тысяцкий твоего полка. — И к дворцовой боярышне: — Как его?

Боярышня с поклоном ответила. Иван не понял, кого назвала, он приказал ей:

— Иди, Григорию Лукьянычу расскажи. Вечером пускай он поведает, что к чему.

Опять исчезла морщинка, опять засверкали карие. Теперь она рассказывала, какую богатую икону, образ Георгия Победоносца Строгановы-купцы прислали. Боярышня уже поднесла к царю образ, златотканым платом покрытый. Анна описывает достоинства образа, а государь удалился в воспоминания...