Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Пожалуй, ты прежде нас к палачам попадёшь.

— Не. Эти крикуны мне жизнь даруют. Только мы с тобой в живых останемся.

Клим не очень верил прорицателям. Он принялся расспрашивать Кауко о ските на озере, про старца Ильми...

Ночь проходила. Из-за порванных пузырей на окнах изба быстро остыла. Сильно озябшие решили подтопить печь, но тут же пришлось потушить огонь — дымовое творило оказалось также забитым.

Через снопы соломы в окна пробивался рассвет. Перед избой раздался разговор, в избе насторожились — неужто пришли поджигать! Но стражники принялись отдирать доски от двери. Знахари рванулись поближе. Образовалась куча мала. Кауко шепнул Климу:

— За нами с тобой пришли.

Перед стражей в дверном проёме предстала стена перепутавшихся тел. Кликнули помощь, бердышами и саблями образовали проход у двери и увели Кауко и Клима. Дверь опять забили и завалили соломой. Пока вели, Клим успел шепнуть финну:

— Наверное, зная наперёд, тяжело жить? А?!

— Ничего, живём пока.

Их сразу повели к Ивану. Тот подозвал Клима и вроде как улыбнулся ему:

— Прости, Клим, мои перестарались. Лекарю скамью!

На Кауко он набросился с руганью:

— ...предсказатель! Вот и Кириллов день, а я жив и бодр! Напугать хотел... Я тебя напугаю! Вот тут сей час повешу за одну ногу, и будешь висеть пока не околеешь! Ха! Я добрый: даю выбрать — за правую или за левую? Быстро!

Рядом кат с помощником закинули верёвку за балку и приготовили петлю для ноги. Кауко удивительно спокойно смотрел на беснующегося царя.

— Так за какую же? Говори!

— Спешишь, государь великий. Кириллов день только начался.

Иван как-то на глазах обмяк, побледнел:

— Ладно! Повесим вечером с первой звездой! И не за ногу, а за... Ха-хаха! В чулан его! — И, приободрившись, обратился к Климу: — Твои травы помогают! Сегодня я оживел. А после бани ещё лучше станет.

— Прости, государь, отпусти меня, я не спал эту ночь...

— А! Тогда тебе баня самый раз! Тут на постели растираешь, все боли затихают. А в бане ещё лучше будет... Как это я раньше не сообразил! Люди, в баню калачей и мёда липового, хмельного! Хоть и пост, Бог простит! Потом в шахматы. Раз ты ночь не спал — я обыграю тебя обязательно!

Клим понял, что бани избежать не удастся! Как-то Иван посмотрит на застаревшие рубцы? Не разбудят ли они его воспоминания? Раздевались в предбаннике на соседних скамейках... Обширную комнату освещали всего четыре настенных плошки. У Клима появилась надежда, что при таком освещении, да ещё в пару, царь не обратит внимания на его тело. Иван был на удивление весел, он шутки ради плеснул кипятком на неповоротливого банщика. Тот взвыв, выскочил из предбанника. Государь хохотал: оказывается, увалень бегать умеет!

Поддерживаемый служителями, он пошёл в мыльню, Клим за ним. Здесь было ещё темнее — Клим освободился от скованности. Тут умеренно жарко, дышалось легко от обилия мяты. Ивана положили на скамью, покрытую холстиной. Банщики намыливали горы пены, смывали её и вновь намыливали. Потом царь отпустил банщиков и подозвал Клима, который теперь успокоился и принялся привычно поглаживать и растирать тело царя, который, забыв обо всём на свете, покрякивал от удовольствия. Следующей была парильня. Клима удивили совершенно свеженарезанные веники — это-то в конце зимы! Иван похвалил умельцев...

Вернувшись в предбанник, Иван и Клим накрылись простынями, сели за столик, с большой миской слегка подогретого мёда и белым пышным караваем кренделя. К тому времени государь заметно устал и посуровел. Не развеселил его и хороший кубок хмельного мёда. Клим вначале ел только для вида, хмельной мёд окончательно снял напряжение, он взялся за крендель основательно и не заметил, когда Иван перестал есть. Про опасное соседство вспомнил, когда услыхал голос царя:

— В знахарской, видать, проморился!

Рука Клима не донесла до рта кусок кренделя с мёдом:

— Проморился, государь.

— Ты ешь, ешь! — В голосе царя появилась грозная нотка.

— Благодарствую. — Климу теперь стало не до еды — его простыня соскользнула. Иван смотрел в упор на застарелый шрам на плече и более свежий на груди.

Последовало молчание, по знаку Ивана унесли столик. Теперь Клим сидел перед царём, поджав ноги под скамейку. Царь мрачно приказал:

— Ну-ка, покажь ноги.

На пальцах и ступне оставались тёмные следы ожогов. Взглядом опытного палача Иван определил:

— Пытали малым огнём.

Клим не раз твердил, что ноги пожёг, перебегая по палубе горящего струга, на этот раз промолчал.

— Ну-ка повернись. Люди, свечей! А ты покрывало сбрось. Знатная выделка! Татары так не умеют. Когда?

— Тридцать лет тому назад, государь. — Клим понял, что теперь ему терять нечего, отвечал смело, в упор глядя в глаза Ивану.

— Повернись-ка. Нагнись... Стрела?

— Да, татарская стрела под Казанью.

— А эта на груди недавно. Кто?

— Недруг большой, — и неожиданно для себя выпалил: — Во Пскове!

Иван дёрнулся и приказал одевать его. Никто не мог угодить ему, раздавал налево и направо зуботычины. Его понесли во дворец, за ним поплёлся и Клим, чувствуя, что сейчас ему будет произнесён приговор, на этот раз окончательный!