Старший брат царя. Книги 3 и 4

— В нашем деле ошибаться нельзя — потом не поправишь. А тебя мне жаль, кум. Во как жалко!

— Куманёк, родной, отпусти меня! Не убивай! Ведь мы с тобой друзьями были. Христом Богом молю: не убивай!

— Погоди, не канючь. С самого начала задумал помочь тебе. Вишь, один я тут с тобой. Да сомнения меня берут, себя пожалел. Вот освобожу тебя... А кого из наших встретишь? Скажут: нашёлся, мол, Захар!.. Иль не тут, в другом месте зайдёшь в кружало и похвастаешься на радостях. Дойдёт до хозяина, у него всюду доглядчики. И конец мне — вместо тебя дно бучила караулить буду.

— Кум, дорогой! Клянусь Христом Богом, этой и загробной жизнью, здоровьем, куском хлеба — буду нем, рыбе подобно! Всё забуду, язык отгрызу...

— Вот язык бы твой укоротить — надёжнее было б. Да уж ладно, отпущу тебя, поверю клятве и в память дружбы нашей. Но вот ещё запомни: неспроста хозяин взял грех на душу — приказал тебя поспешно извести. Просто так он не стал бы о тебя руки марать. Послал бы куда, хоть за Каменный пояс, и сгинул бы ты... Нет, он заторопился. Чую, ты его свежую болячку здорово ковырнул...

— Тут не его вовсе, дело госуда...

— Замолчь, дурья башка! Ещё вякнешь, сковырну в бучило! Не хочу я ваших дел знать! И запомни, заруби на носу: ни наяву, ни во сне, ни по пьянке никому ни слова о том деле. Ежели хочешь сам живым остаться и меня не подвести — помолчи и при исповеди. Клянись в том.

Так наставлял Злыдень Захара, по каждому наставлению требовал страшных клятв. Между клятвами Захар робко попросил:

— Куманёк, снял бы ты с меня путы — руки-ноги немеют.

Злыдень ножом разрезал верёвки и бросил их за борт вместе с камнем. Захар сидел на носу, растирал отёкшие руки, боясь поверить в свою свободу. А Злыдень продолжал:

— Забудь имя своё и что тут, на Вычегде, службу служил. Клянись.

— Жизнью своей клянусь!

— А в чём клянёшься-то?

— Жизнью своей клянусь забыть имя своё и службу свою тут, в Соли Вычегодской.

— А как же тебя звать теперь?

— По отцу, Миколой.

— Ладно, Микола. Теперь о дороге. Пробираться тебе на Волгу надо, там затеряешься. Как путь держать будешь, тут я тебе не советчик.

— Волга вон как далеко, до холодов не доберёшься. Да и в ватажки на зиму неохотно принимают. Придётся в Хлыново зимовать.

— Близковато... Впрочем, тут я тебе помогу: знакомцу знак дам, он тебе работу найдёт.

— Спаси Бог тебя, кум! Никогда не забуду твоей помощи! А пойду я до реки Великой, тут хоть и тяжелей, но вёрст на сто ближе, чем по реке Моломе. Да и жилья тут поменьше, спокойнее будет. А дорогу знаю, хаживал.

— Смотри, тебе видней. Вот твой нож, пояс. Плотики придётся делать, вот топор возьми. А вот тут сухари. Давно лежат, отволгли, завтра посуши на солнышке...

Поговорили ещё о том о сём. Напомнил Злыдень о клятвах. Высадил Захара, теперь Николая, на берег и уплыл. На стрежне течение подхватило челнок, и он растаял в ночи в белёсых волнах тумана. Захар постоял, вслушался в ночные звуки, снял шапку, перекрестился и вошёл в хмурый молчаливый лес, много повидавшего на своём веку.

13

Между Солью Вычегодской и городом Хлыновом, что на Вятке-реке, два пути по рекам. Первый — из Соли вниз по Вычегде до устья, далее по Северной Двине до Великого Устюга. Потом вверх по реке Юг вёрст сто без малого. Тут небольшой волок по болоту до реки Молома, которая разламывает Северные увалы надвое. По течению Моломы-реки плыть вёрст двести до впадения её в реку Вятка. Девяносто вёрст выше по Вятке лежит Хлынов — город большой торговли. Этот путь — малая часть торгового речного большака, по которому едут гости от Белого моря до Хвалынского и обратно — от устья Волги до устья Северной Двины.

Второй путь местного значения. Здесь из Соль Вычегодской нужно подняться по Вычегде вёрст двадцать до устья реки Вилодь. В верховьях Вилоди волок до реки Лехты, впадающей в красивейшую реку Лузу, охватывающую двухсотвёрстной дугой лесистую низину на полночь от Северных увалов. Далее ещё один волок в верховьях Лузы до реки Великой, которая впадает в Вятку рядом с Хлыновом. Человек, знающий толк в лёгких лодках, может сократить этот путь вёрст на сто, перевалив через увалы по шумливым притокам Лузы и Великой.

Именно этот путь избрали Фокей со своими шестью спутниками, возвращаясь домой на двух плоскодонках. Они отвезли партию соли строгановским приказчикам на реку Чепцу. Сейчас они из Лузы вошли в устье реки Лехты. Под слаженными ударами вёсел лодки шли по спокойной воде глубокой реки. Гребцы приободрились, они знали, что минули две трети пути. И грянула песня с гиканьем, присвистом, откровенно разбойничья, такую не решились бы петь на людях Соли Вычегодской! Для лада кормчий сблизили лодки, пели все, запевал Фокей. Раздольную песню охотно подхватило многоголосое эхо и несло её по простору реки и над бескрайними лесами и болотами. В песне славили вольных людей, смело грабивших богатых, гордо отвечающих царю и бесстрашно идущих на жестокие казни.

Песнь ещё не закончилась, когда один из кормчих произнёс:

— Братцы, на стрежне пустой челнок!

— Верно. Зырянской работы. Растяпы, привязать не могли.