Старший дознаватель

— Паша, а зачем ты в коридоре Юрика ударил?

— Я его не ударял, так, случайно рукой задел, чтобы он за своим языком следил, а то взял моду, мою невесту дурой обзывать.

— Что сейчас дальше делать будем?

— В машину садись, там поговорим.

Под завистливо-злым взглядом Юрика, троюродного брата Наташи и наследника по завещанию, мы загрузились в машинку, хоть маленькую, но свою, после чего, лихо развернувшись и обдав братца пыль из-под колес, мы поехали через Москву, к себе, в Мытищи.

Заседание отложили на четыре дня. Надеюсь, что она произойдет, а не будет вновь отложено. В прошлой жизни, в этот день половина страны сидела у телевизоров, не отрываясь от экранов, с пометкой «СНН» в верхнем углу, смотрела как исполнительная власть расстреливает из танков власть законодательную.

Помните анекдот про мужика, который попав на тот свет, захотел узнать, в чем был смысл его жизни? И каково было его разочарование, когда архангел ответил, что смысл его жизни был в том, что он где-то, во время застолья, подал кому-то соль.

Не знаю, кому должен подать соль я, но мне уже несколько недель не давала покоя мысль, что судьба выводит меня на поездку в столицу именно в конце сентября-начале октября, в те дни, когда парламент в стране превратился в, ненавидимый народом, подобострастный придаток к администрации президента, неважно, какую фамилию бы он не носил.

Честно говоря, не был сторонником не Бориса Николаевича, бодро оседлавшим остатки великой страны, и, на радостях устроивший гулянку по этому поводу, которая не прекращалась до конца тысячелетия, ни его оппонентов, во главе с властолюбцем Хасбулатовым. Но вот систему сдержек и противовесов, существовавшую тогда мне было жалко, и людей, погибших в начале октября 1993 года, в результате схватки за личную власть нескольких, несимпатичных личностей, мне было жалко.

Поэтому я и рванул в столицу по первой просьбе Наташи, пытаясь на месте восстановить обрывки воспоминаний о этих мутных и страшных днях — бегущая от толпы милиция, в своем нелепом спец снаряжении –белые каски, неудобные алюминиевые щиты, нелепые шинели и лаковые туфли. Прекрасно помню солдат — срочников, в серых милицейских бушлатах, которых почему-то журналисты называли ОМОНом, с разбитыми головами, что сидя на корточках, пытаясь закрыться ладонями от железных прутьев в руках молодцов из «Офицеров России», которых потом куда-то вели под конвоем вооруженные баркашовцы, из «Русского национального единства», с шевронами из стилизованной свастики. И, как апофеоз этого — ночной расстрел безоружных людей у здания «АСК-3» в Останкино, когда трассирующие пули густо летели, как снежинки во время вьюги, убивая бессильно вжимающихся в асфальт людей прямо в прямом эфире. За эти дни в Москве я своими ногами обошел все, известные мне, места, предстоящих событий. Я отдавал себя отчет, что не смогу убить ни Ельцина, ни Гайдара, не смогу в одиночку остановить воинство генерала-коммуниста, что, нацепив набекрень неуставной черный берет повел колонну, захваченных у внутренних войск, грузовиков на захват Телецентра, имея в своем распоряжении двадцать автоматчиков и унылого типа, похожего на Дуремара, что угрожал отряду спецназа гранатометом, из которого не умел стрелять, как будто Россия какая-то Боливия, власть в которой может захватить и удержать пехотный лейтенант со своим взводом.

Через два дня. Октябрь 1993 года. Подмосковье.

— Ну вот и все. — я со вкусом поцеловал ойкнувшую Наташу в сладкие губы: — Сейчас снимем копии с квитанций и отвезем их в суд, а потом у тебя будет день отдыха, а у меня еще дела по работе — в министерство надо заехать.

Конечно, в Министерстве внутренних дел меня никто не ждал, это был лишь повод уехать из съемной квартиры одному, но тут нашла коса на камень.

— Я она дома не останусь. — Наташа насупилась, и я понял, что придется уступить.

— Ладно, завезу тебя куда скажешь, потом вернусь за тобой.

Куда могла поехать молодая поросль петербуржской интеллигенции?

Это платиновое чудо попросила завести ее в Русский музей. Я подтянул к себе карту города Москвы и заскрипел зубами. Конечно, Москва город огромный, и очень деловой. Тут на одной улице могут делать революцию, а на соседней — впаривать иностранцам матрешек и балалайку, но, если новая история пойдет по другому пути, и разгоряченная десятитысячная толпа сторонников Верховного совета пойдет не в сторону Смоленской площади, а, прорвав жидкие милицейские кордоны на Крымском мосту и Зубовском бульваре, почувствовав кураж и уверовав свои силы, рванут по улице Остоженка прямо на Кремль? Вряд ли их заинтересуют хранилища Пушкинского музея, но, все-же.

Может быть на ВДНХ тебя отвезти? — робко предложил я противоположную часть столицы: — Там интересно.

То же самое, что и Лужники, только торговцев меньше! — фыркнула Наташа: — А макет ракеты носителя и борщ в тюбике мне не интересно второй раз смотреть, я их в детстве видела. Я же с тобой в музей Красной армии ходила, и ничего не сказала.

— В музей армии ты со мной зашла на двадцать минут…