Можно было бы сказать, что мы их и не искали, а зачем? Но он прав, что-то я расслабился, замечтавшись о встрече с Лирой, весь день, как на крыльях, и в грёзах, а надо бы собраться, не такая уж и безопасная территория вокруг.
— Метрах в пятистах двое на дереве. — хмыкнул Пруха, и добавил, поправляя спадающий гранатомёт, — я ж в доспехе, так что всё под контролем.
— Да что ты с ним носишься? — не выдержал Гадел. — оставил бы на катере. Где ты его взял вообще?
— Так Фея расстроился, что его не взяли, и мне отдал, говорит, на всякий случай. Пущай будет, с ним лучше, чем без него.
— Нам туда. — Серафим махнул в сторону женской части обители. — Нас, кажется, ждут.
Он имел в виду небольшую группу из пяти монахинь в черных рясах, которые встали на самой границе женской обители, и смотрели в нашу сторону. А я, как только их увидел, сразу же краем уха услышал далёкое гудение пчёл. Пошаливают, нервишки-то.
— Матушка игуменья! — через десять минут, когда мы прошли по узким улочкам между домами казаков, поклонился Апостолов высокой, сухонькой женщине в клобуке и с золотым крестом на груди. — Сёстры. — приветствовал он остальных монахинь, я же заметил в сопровождении настоятельницы только одно знакомое лицо, а именно Елену, которая смотрела на меня, как и в прошлый раз, сердито поджав губы. Да они все были недовольны нашим присутствием. Это напрягало, даже всегда неунывающий Пруха притих.
— Явился. — Игуменья пронзила меня стальным взглядом, заставив застыть и онеметь. — Что же, не мне тебя судить, охальника, но, может, оно и к лучшему, что ты успел первым. — сухо проговорила она.
— Матушка Аглая, звали? — из-за спин сестёр, появилась спешащая Лира. — Ростик! — испуганно улыбнулась она, вызывая во мне волну нежности.
— Как я тебе и обещала, вот твои бумаги. — Голос настоятельницы смягчился, и у неё в руках возник небольшой свиток с красной сургучной печатью, и она протянула его Иллирике. — Помни, наши двери всегда открыты для тебя. Да благословит тебя Господь и сохранит тебя. — а после развернулась, и ушла, в сопровождении остальных монахинь.
— Иди, Иллирика. — монахиня Елена на мгновение задержалась. — Это против правил, но матушка настоятельница разрешила, чтобы твой возлюбленный тебе помог собраться. Только ему. — она строго посмотрела на переминавшегося с ноги на ногу Серафима. — Иди, дочка, и не забудь саквояж, который я тебе собрала, у тебя талант в хирургии, развивай его. Да хранит тебя святая Варвара.
Затем ушла и она, а мы стояли, и молчали. Господи, какой же ураган чувств и эмоций захватил Лиру, в её глазах плескались: неверие в произошедшее, страх, радость, тоска, любовь, нерешительность. Хотелось подойти и обнять её, успокоить, но кто знает, вдруг здесь это против правил, поэтому я просто потянулся к ней силой, что бы она почувствовала, что я рядом.
— Мы, пока вы собираетесь, к моему дому сходим. — прервал тишину Серафим. — Я Прохору настоечку обещал, а Гадел за компанию пойдёт. Вон где я живу, желто-зеленая крыша, — он показал рукой на еле различимый в дали домик на противоположном от нас, южном берегу озера, — если что, мы на связи.
— Туда. — несмело, тревожно улыбнувшись Лира сделала неуверенный шаг в нужную сторону, как только ушли мои друзья.
— Идём. — я шагнул к ней, вставая рядом.
Наши руки почти соприкасались, но мы не могли прервать пелену считанных миллиметров, ладони как будто застыли в микронах друг от друга, сохраняя это ничтожное расстояние при движении. И тишина! Лира, я пытался передать ей через свою силу всю любовь, которую испытывал к ней, окутать нежностью, уверенностью, что всё будет хорошо, но она почему-то нервничала, я очень отчётливо это ощущал, и её тревожность передавалась мне, жужжание пчёлок всё усиливалось, и я был в недоумении из-за этого. Почему так, всё же прекрасно закончилось, я думал, придётся…, даже не знаю, чтобы сделал, не представляю, как можно надавить на игуменью, которая одним взглядом пригвоздила меня к месту, да я, даже пальцем пошевелить не мог, пока она рядом находилась.
— Лира, я так рад, что…
— Матушка Аглая сразу согласилась дать разрешение.
Начали мы говорить одновременно, прерывая тягучее молчание, которое окутало нас, и я сразу же замолк, что бы ни спугнуть это мгновение.
— Она строгая, Но желает мне добра. — Лира грустно улыбнулась, повернув ко мне своё прекрасное лицо. — Одно условие поставила, что ты сам приедешь, и она только тогда отдаст бумаги.
— Я не могу объяснить, как…, - я запнулся, не в силах подобрать нужные слова.
— Я знаю, чувствую тебя. — она ярко улыбнулась, на мгновение коснувшись моих пальцев, и тут же в её глазах плеснулся испуг, и граница была восстановлена.
— Лира…, - чего ты боишься, хотел спросить я, но она прервала меня на полуслове.