Старт

Никифор подает Даре свою перчатку. Она отбрасывает его руку, голыми окровавленными пальцами с посинелыми ногтями она царапает заледенелый снег. Приостанавливается, дует на пальцы и снова неистово копает. Пальцы словно черные сучья, сожженные снегом.

Все медленнее, все безнадежней.

Они проникаются белым беспамятством снега.

Столкновение с истиной

Андро стремглав летит вниз, скользит, падает, снова поднимается, скачками пробирается через сугробы. Сломанная рука повисла, перевязанная шарфом Горазда. Андро верит: этот шарф еще излучает животворную любовь, еще помогает преодолеть боль, не упасть без памяти.

Но еще далеко — сколько еще терпеть? Он словно ступает на руку, давит собственные кости, крошит их. И продолжает идти дальше.

Деян, уже не во сне, а в реальном мире, шагает во главе команды спасателей. Он не верит своим глазам. Он бросается навстречу странному видению.

Снежный человек. Они почти сталкиваются. Глаза Андро помутнели. И ему и спасателям кажется, что все это — галлюцинация.

— Андро! — выкрикивает Деян.

— Деян! Поздно! — Андро падает на руки старшего друга.

Над ним склоняются, пытаются привести в чувство. Его истерзанное тело ясно говорит о судьбе всей группы альпинистов. Вести спасателей он не сможет.

Значит, ориентиром будут его следы. Он бежал напрямик. Следы торопят — скорее, скорее!

Последний снежный сфинкс

А наверху — без перемен.

Твердый, плотно сбившийся снег. Снег в гравитационном коллапсе.

Откопали ледяной торс. Весь в снегу. Невозможно очистить его.

Но вот открылся характерный орлиный нос Скульптора. Рот приоткрыт, словно бы во сне он жадно пьет воду. Горсть снега вместо воды.

Вот она, его последняя скульптура, похожая на тех сфинксов, что он когда-то оставлял на заснеженной поверхности неприступных скалистых вершин. Торс и голова. Конечности отсечены лавиной. Похоже на древнюю статую, вырытую из земли. Они склоняют голову перед этим невероятным творением. Белый сфинкс вглядывается в бесконечность гипсовыми глазницами.

Живые на снегу

Они продолжают копать. Изнемогая от усталости, холода, отчаяния. Все медленнее и медленнее.

Дара наталкивается на чей-то рюкзак. Изнутри выпадает маленький транзистор. Дара машинально включает его.

Голос, неправдоподобный среди окружающей тишины, сухие беспристрастные интонации. Сводка погоды.

Градусы, плюсы, минусы, давление, понижение… Вена, Будапешт, Братислава…

Дара до последнего предела увеличивает громкость — пусть гремит среди мертвой пустыни!

Раскопали чьи-то безжизненные ноги. Одна — кверху, другая — книзу. Обугленные поленья — человек словно распят между землей и небом.

Они окончательно обессилели.

Из транзистора безучастно гремит голос диктора. Градусы, градусы… Видин, Лом, Свиштов…

Дара в отчаянии повышает голос:

— А если через тысячу лет их разморозят? — Понимая бессмысленность сказанного, она вглядывается в пространство. — Асен говорил…

Транзистор заглушает ее слова.

Дара смотрит вдаль. На прояснившейся млечной голубизне — снежная вершина, будто замерзший вихрь. Дара замечает кружащуюся черную точку. Вскакивает. Вертолеты!

Лица четверых погрустнели. Руки опущены. Поздно. Никто из них не смеет произнести этого страшного слова. Самого страшного! Если произнести это слово вслух, подтвердится истинность невероятного.

Они наконец начинают осознавать случившееся. Голос диктора проникает сюда из какой-то иной реальности, упорядоченной, измеренной, безопасной. Рядом с окружающей их снежной абстракцией эта реальность кажется нереальной.

И снова — градусы, понижение; Русе, Видин…

Дара выключает транзистор.

Оглушающая тишина.

Мотор вертолета.

Замершие волны лавины вокруг.

Четверо стоят неподвижно, словно скованные льдом.

Истина озадачила их.

— Э-эй! — раздается крик Деяна.

Четверо не удостаивают его ответом, они сосредоточены на непоправимом.

В снегу осталось одиннадцать человек.

Что возникнет весной из этого снега?

Что разбудит снег своим воплем?

Лавина и тишина

Постаревший Деян с непокрытой головой словно ворон на белом снегу. Пейзаж похож на человека, которому до конца жизни суждено остаться одиноким.

Усталый снег прикорнул в ногах.

На земле — одиннадцать мертвых. На дне зрачков лицо убийцы — снег.

Так тихо, что можно расслышать собственные мысли.

Деян сам себя подвергает допросу.

Кто ты такой?

Никто. Потому что больше нет тех, что любили и ценили тебя.

Что от тебя осталось?

Ничего. Мертвы те, что помнили тебя молодым, смелым, готовым на самопожертвование.

Кому теперь ведомо твое истинное лицо?

Ветру. Для всех остальных ты — серый старый никто. Для них ты никогда не поднимался на вершины.

Но кто сказал, что они мертвы? Не они — ты мертв без них.

Кто будет ждать от тебя совета? Кто позовет? Кто вспомнит? Они оставили тебя. Но они никогда не оставят тебя. В твоей памяти они живы. Самое страшное, если они умрут в тебе!