Старт

Дико взял себе за правило рано вставать. Но как же трудно было вновь привыкать к этому! Болела голова, не держали ноги, даже пальцы не сжимались в кулак. Холодная вода освежала лицо и шею, глаза раскрывались, но желанной бодрости не было — тяжесть в груди и животе оставалась надолго, и весь он был какой-то деревянный, зажатый в тиски непроходящей усталости… Очевидно, сказывались поздние вечерние бдения, вино и сигареты, от которых он никак не мог отказаться, как ни старался.

Чудесен утренний осенний лес… Красно-золотой, он сухо шелестел, белые струйки тумана лениво ползли сквозь листья и обволакивали кусты и траву, сухие ветки потрескивали под ногами… Влажная земля упруго прогибалась, следы еще миг были видны, потом постепенно исчезали. Восход окружал бледным светом мокрые стебли, солнце подымалось все выше, и вот уже весь лес плыл в мягком розовом сиянии…

Никого нет. Тишина и… одиночество. Сначала шаг, ровное дыхание, потом легкий бег, грудь раскрыта навстречу упоительно свежему утреннему воздуху. Зелени мало, она доживает последние дни, отовсюду льется красное золото осени, но сколько еще молодости и силы таит в себе этот волшебный мир!.. С каждым шагом Дико чувствует себя все бодрее, ноги движутся легко, быстро, в груди уже нет тяжелого комка… Кросс подходит к концу, Дико уже с бешеной силой продирается сквозь деревья, он бежит почти так же, как когда-то — легко отталкиваясь от земли, сухие стебли царапают лицо, листья лезут в глаза, роса холодными иглами покалывает кожу…

Наконец круглая полянка, покрытая невысокой травой. Именно здесь несколько лет назад старый тренер Григоров заканчивал главную часть кросса, который он ежедневно проводил с командой. Едва дыша, ребята станут в круг — «считаем пульс!» Тренер следит по часам. Пройдет минута — «стоп!» И каждый говорит количество ударов. Некоторые хитрят — объявляют цифру поменьше: пусть Григоров думает, что они прекрасно справились с нагрузкой. Дико никогда не делал этого, да и нужды не было — он был молод, тренировался регулярно, и сердцу было легко…

Почему он сейчас выбрал это место? Старая привычка? Он остановился на середине полянки — весь в поту, с трудом переводя дыхание, но при этом блаженно улыбаясь… И тут же спохватился — надо посчитать пульс. Но теперь он был один, некому было следить за стрелкой часов, некому было и сообщить число ударов, а цифра, видимо, выходила изрядная… Никто не услышит его, и никому, кроме него самого, это неинтересно…

Он возвращался медленным бегом, перемежая его время от времени короткими резкими прыжками. Все было, как тогда, только сердце, похоже, подводило его.

«И все-таки я еще молод, вот она — у меня в руках, моя молодость!» — Ему хотелось крикнуть эти слова в лицо кому-то неизвестному, чей насмешливый голос он будто слышал сквозь шум листвы…

После кросса он вспомнил об Эмиле. Почему именно сейчас? Наверно, потому, что когда-то они вместе бегали тут и радовались своей юности и силе… Надо обязательно сегодня же повидать его… Но эта мысль как-то сама собой растаяла, и он забыл об Эмиле прежде, чем вышел из леса.

На баскетбольной площадке ветеринарного института в это время, как правило, было пусто. Дико не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он тренируется дополнительно, поэтому выбирал уединенные места, а у ветеринаров, он знал, никто его не увидит и не побеспокоит. До десяти утра он отрабатывал здесь броски, ближние и дальние. Потом возвращался домой и отдыхал, Перед тем как лечь, он выпивал чашку какао и, увы, все-таки выкуривал две-три сигареты. Таков был его утренний режим. Отец в это время всегда бывал дома и готовил ему завтрак.

— Вчера я встретил Малинова, он спрашивал меня, что ты делаешь, тренируешься ли. Он был такой внимательный, любезный. Ну, я, конечно, порадовал его: ого, говорю, и еще как тренируется! Встает в семь, бегает кросс в лесу, отрабатывает броски…

— Ты… ты сказал ему это?! — Дико мгновенно вскочил с тахты, он был похож на разъяренную рысь. Старик ужасно удивился и даже чуть испугался:

— А… а почему я не должен был говорить? Пусть и они поймут, что ты не теряешь время…

— Неужто ты не понимаешь, что ты наделал!! Ты… ты… Ну зачем ты распоряжаешься мною как игрушкой?!

— Я все-таки твой отец! — Серые глаза отца холодно блеснули. Дико понял, что опять обидел Старика, но он был очень взволнован и не владел собой.