Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918

Даже если рискованный расчет окажется неверным, Троцкий все равно видел плюсы в своей линии поведения (когда выяснилось, что немцы все же готовы наступать, Троцкий выдвигал эти аргументы как алиби) – важно, чтобы большевики заключили мир не сами по себе, а подчиняясь насилию: «Тогда для всех будет ясно, что у нас нет другого исхода. Этим одним мы нанесем решительный удар слухам о нашей закулисной связи с Гогенцоллерном».[739]

ЦК левых эсеров также поддержал мнение, «что мы не можем подписать этого мира, но не можем и продолжать войну»,[740] как докладывал II съезду ПЛСР П. Прошьян.

11 (24) января против переговоров с немцами высказался Московский горком РСДРП(б), где доминировали левые коммунисты. 18 (31) января против заключения «похабного мира» выступил уже и Петроградский комитет. Против мира выступало множество парторганизаций по всей стране.

Троцкий, который в 1920-е гг. станет лидером левых коммунистов (Бухарин к этому времени сдвинется вправо), в 1918 г. оказался центристом. Ю. Фельштинский считает: «По стандартам революционного времени позиция Троцкого была умеренной. Он не компрометировал русских большевиков в глазах “немецкого пролетариата” подписанием мира с кайзеровским империалистическим правительством и не бросался в безудержный авантюризм Бухарина, не имея для того сил».[741] Из того, что позиция Троцкого была более умеренной, еще не значит, что она была реалистичнее, чем у левых (Бухарин и др.) и правых (Ленин и др.) коммунистов. Троцкий сделал ставку на то, что немцы не смогут наступать. Из этой шаткой предпосылки исходило и решение о немедленной демобилизации армии (в то время как угроза продолжения войны требовала выделения в ней наиболее боеспособных частей хотя бы для удержания городов, на осаду которых у немцев не было времени).

Позиция Ленина, с одной стороны, и Бухарина – с другой, не строилась на азартных ставках. С их точки зрения, нужно было в любом случае быть готовыми к немецкому наступлению и либо радикально уступать, чтобы сохранить власть (Ленин), либо сопротивляться (Бухарин). Третьего не дано. В целом события 18 февраля – 3 марта подтвердили хотя бы это.

Ленин в таких условиях занял место лидера правого фланга партии и опирался на правых большевиков, которые были его основными оппонентами в октябре – ноябре 1917 г. (неслучайно именно Зиновьев первым в ЦК предложил подписать мир немедленно, так как промедление будет ухудшать ситуацию).[742]

Левые коммунисты в этой ситуации поддерживали Троцкого, но это не было полное согласие. Троцкий надеялся, что у немцев нет сил наступать и можно получить передышку без унижения, а левые коммунисты считали, что немцы могут ударить, но им можно и нужно сопротивляться, спасая лицо революции и оказывая таким образом воздействие на мировое революционное движение.

Поскольку разногласия не были вынесены на публику, на III съезде Советов Ленин как глава правительства получил карт-бланш, который ему не дал ЦК большевиков и тем более – левые эсеры. Как глава правительства он также получил «юридическую» возможность поставить перед фактом своих товарищей по партии, а Троцкий как политически самостоятельный министр – и Ленина, и немцев, и весь мир.

Ю. Фельштинский оспаривает «общепринятое мнение, что, возвратившись в Брест для возобновления переговоров в конце января по н. ст., Троцкий имел директиву советского правительства подписать мир».[743] Официальных документов Совнаркома и ЦК с таким указанием не было, но Ленин упоминал о договоренности с Троцким, которая могла носить личный характер. Но что это были за договоренности? Ленин настаивал, что речь идет о сдаче после немецкого ультиматума,[744] Троцкий – о неизбежном разрыве переговоров и подписании мира только после немецкого наступления.[745]

Ситуация продолжала развиваться, но Ленин и Троцкий действовали уже несогласованно – один в Петрограде, другой в Бресте.

После отъезда Троцкого Ленин 21 января собрал ЦК, который сошелся на идее затягивания переговоров и склонился к подписанию мира, если немцы выдвинут ультиматум. Но еще казалось, что в сложившихся условиях немцам не до ультиматума.

Продовольственный кризис в Германии и Австро-Венгрии становился невыносимым. Если бы дело мира зависело от населения, мир без аннексий и контрибуций был бы заключен немедленно. В январе стачки охватили Берлин, Вену, Будапешт и Варшаву.

Стоило 9 (22) января завершиться стачкам в Вене (после обещания властей рабочим заключить мир и увеличить паек), как 15 (28) января забастовки развернулись в Германии. В Вене и Берлине рабочие создавали Советы по русскому образцу. В странах Четверного союза сложилась революционная ситуация. Оправданность стратегии затягивания получила, таким образом, практическое подтверждение.