Тут в дверь постучали, и без приглашения вошла великовозрастная девушка с подносом и в белом халате. Впрочем, они все там были в белых халатах, кроме капитана.
— Это Машенька, наш МНС.
(Да, — подумал Женечка. — В каждом уважающем себя заведении есть такая Машенька-Катенька-Зиночка-Раечка. Но эту держат не для секса, им тут не до траха. А я б ей…)
Женщина внимательно посмотрела на капитана, как-будто прочитав его мысли, поставила на стол две кружки, сахарницу и вышла, виляя бёдрами. Зиновьев задумчиво следил за походкой: надо бы узнать номерок телефона…
Жилин перехватил взгляд посетителя и сказал:
— У Машеньки очень серьёзные проблемы в личной жизни — мужики бегут от неё, как тараканы от кипятка. Не советую.
— А Вам, профессор, палец в рот не клади. Всё видите!
Оба рассмеялись. Официоз был преодолён, можно было начинать работу.
— Я продолжу. Несколько лет назад мы решили снова поднять тему эффекта Паиса, но снова зашли в тупик. И тут выясняется, что этой темой уже три года занимаются в Америке!
Профессор достал из кармана пачку, вытащил оттуда сигарету и стал нервно мять её пальцами. Зиновьев удивлённо смотрел на собеседника — пепельниц он здесь не заметил, да и табаком не пахло.
— Кто-то из коллег раскопал сведения, что несколько лет назад заявляли о стартапе, основанном на данной теме, но стартап этот как сквозь землю провалился. Мы решили, что его взяли под крыло ваши заморские оппоненты. И тут снова появляется информация о нём!
Сигарета в пальцах Жилина сломалась, он с сожалением посмотрел на неё, и выбросил останки в корзину для бумаг.
— Вы попали в точку, профессор, их разработкой заинтересовался Пентагон. Наши оппоненты — из другого ведомства, но Пентагон нам, безусловно, тоже интересен. Впрочем, тему они всё-таки закрыли.
Учёный вскочил, забегал по залу и почти закричал:
— Да, закрыли! Но ведь чем-то они три года занимались?! Ведь есть какие-то результаты, хотя бы и отрицательные! Ведь что-то они сделали?
— Вы опять угадали. Они даже собрали экспериментальную установку.
Профессор остановился как вкопанный и широко открытыми глазами глядел на капитана.
— Откуда Вы знаете? Впрочем, я опять забыл, из какой Вы конторы.
— Да, наша контора должна всё знать, как тот киножурнал.
Жилин бухнулся на стул, снова ухватил собеседника за рукав и горячо заговорил:
— Голубчик! Не томите! Вы же не просто подразнить меня пришли? Что у Вас есть?
— У меня есть полное описание и даже чертежи этой установки.
— Показывайте! Показывайте! Показывайте!!!
Учёный буквально кипел и был готов оторвать деталь пиджака собеседника. Зиновьев аккуратно высвободился из хватки и заявил:
— Безусловно покажу, профессор, но, для начала, два вопроса.
— Конечно! Задавайте. Если Вы о гостайне, так мы все тут…
— Это мне известно. Первый вопрос: проектом руководил некто Питер Горелик…
— Петька?!
— …а в штате состоял его однофамилец по имени Борух. Кто они?
Жилин усмехнулся.
— Борис Иосифович поменял-таки имя. А Питер — это его сын, Петька, Пётр.
— Как-то странно: сын Бориса-Боруха — и Пётр.
— Дело в том, что его жена почему-то была уверена, что бытовой антисемитизм из анекдотов перейдёт в погромы, и заявила мужу: «Или у сына будет русское имя, или ты его никогда не увидишь!» У неё была очень тяжёлая беременность, врачи еле спасли мальчика, и детей у неё больше быть не могло. Впрочем, бьют по морде, а не по паспорту… Зачем Вам это?
— Для понимания ситуации. Это и был второй вопрос.
Зиновьев открыл папку, вынул из неё первый лист, свернув, положил его в карман и вручил остальное профессору. Тот с жадностью выхватил её, и начал буквально глотать глазами содержимое. Бегло перелистав листы, он, с горящими глазами, сказал:
— Я должен показать это коллегам. Вы позволите?
— Безусловно.
Жилин метнулся к дисковому телефонному аппарату, навертел номер и крикнул в трубку:
— Все наверх!
Через тридцать секунд в лабораторию гурьбой вломились восемь мужчин-белохалатников и загомонили:
— Мы в курилке были! Изнылись все от нетерпения! Ну, что там, профессор?!
— Вот, смотрите.
Коллеги кинулись к папке и практически вытолкнули Зиновьева из-за стола — они его просто не замечали. Капитан сел в стороне, однако, на расстоянии, доступном для записи звука: диктофон должен был делать свою работу, и делал её исправно.
Учёные вырывали друг у друга листы бумаги, жестикулировали, перебивали друг друга, спорили, соглашались, сыпали научными терминами. Слышались возгласы:
— Они пошли совсем другим путём!
— Это невероятно!
— Какое красивое решение!
— Не просто красивое — изящное!
Кричали и спорили все, кроме одного. Тот молча сидел с краю стола, подбирал брошенные другими листы, внимательно их читал и аккуратно складывал в стопочку. Периодически кто-то из спорящих стопочку эту ворошил, пытаясь найти нужный лист, но, после того, как бумага была в очередной раз брошена на стол, она снова возвращалась на своё место.
Импровизированный симпозиум продолжался два часа. Взъерошенный и потный от волнения профессор резюмировал: