Стартует мужество

Когда штурмовики, закончив работу, легли на обратный курс, в воздухе неожиданно появилась четверка «мессершмиттов». Она сразу же разделилась на пары, чтобы ударить по «илам» с двух сторон. Одну из них мы успели перехватить. Меткой очередью Шапшал сбил ведомого «мессера». Но второй паре удалось завершить атаку. От прямого попадания вражеского снаряда штурмовик загорелся. Летчик успел выброситься с парашютом, а стрелок погиб.

Бои за Шпремберг, начавшиеся 18 апреля, носили тяжелый характер. Упорно и отважно дрались наши летчики. Мы сбили восемь вражеских самолетов. Лично я вогнал в землю одного «мессера». Ему суждено было стать последним на моем боевом счету.

Еще не успели мы по-настоящему и опомниться от этой схватки, как со станции наведения поступило приказание нанести штурмовой удар по колонне мотопехоты противника, которая находилась на марше. Отыскав цель, истребители стали в круг и начали поливать гитлеровцев пушечно-пулеметными очередями. Внизу одна за другой запылали автомашины. Но колонна имела сильное зенитное прикрытие. Небо вокруг нас густо усеяли разрывы снарядов. В разгар штурмовки я вдруг услышал по радио возглас Гучека:

 — Прощайте, братцы!

Его истребитель, объятый пламенем, врезался в гущу вражеских бронетранспортеров. Так погиб мой замечательный ученик и верный боевой товарищ.

Во время очередного захода вспыхнул и беспомощно рухнул на землю самолет Николая Живова.

 — Бей гадов до последнего снаряда! — закричал я по радио и, снизившись до бреющего, начал в упор расстреливать мечущихся на дороге фашистов.

Это был наш последний боевой вылет. В тот день я лишился еще одного друга — Николая Нестеренко.

Шпремберг пал. Сломив сопротивление фашистов, советские войска устремились вперед. Чтобы не отстать от наземных частей, мы перелетели на новый аэродром.

Теперь наши истребители летают главным образом на штурмовку. Мы громим колонны гитлеровцев, отступающие к Эльбе, наносим удары с воздуха по вражеской группировке, окруженной восточнее Берлина.

Столица фашистской Германии — в огненном кольце, наши войска берут все новые и новые кварталы города. А левое крыло фронта уже вышло к Эльбе.

Запустив моторы, выруливаем на старт, чтобы отправиться на очередное боевое задание. Но вдруг в наушниках раздается торжественный голос начальника штаба:

 — Вылет отставлен.

 — Почему? — спрашиваю по радио.

 — Берлин взят. Приказано прекратить боевые действия, — отвечает он.

После секундного молчания в эфир врывается многоголосое «ура».

 — Слава советскому оружию! — кричу по радио и нажимаю на гашетку. Над аэродромом победно гремят пулеметные очереди.

Отсалютовав, мы заруливаем машины на стоянку.

Летчики выскакивают из кабин, обнимаются, целуются. Победа! Дожили до того светлого дня, о котором мечтали все четыре тяжелых года… А на следующее утро нам официально объявили о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

В боевой готовности

За кордоном

То были удивительные дни. Отгремели последние залпы. Над землей поверженной Германии воцарился мир.

По дорогам шли опухшие, изможденные голодом люди — вчерашние узники концентрационных лагерей. После долгих мучений в фашистских застенках они возвращались домой, на родину.

Вылезали из лесов и немцы, в страхе бежавшие от Красной Армии. Они покорно являлась к «герру» коменданту, который был для них главным начальником, а потом занимали свои квартиры. Жизнь в городе постепенно налаживалась, очищались от хлама улицы, открывались магазины. Немцы проклинали Гитлера и фашизм, одни — сквозь зубы, но большинство — открыто, от души. Приказы советского командования они старались выполнять с присущим им педантизмом.

Советские воины, водрузившие над рейхстагом Знамя Победы, сделали свое великое дело и теперь собирались домой. На восток потянулись поезда, увозя счастливых людей, истосковавшихся по семьям и родной земле.

Наш полк приводил в порядок боевые самолеты. Тщательно проверялась каждая машина. Солдаты-художники любовно рисовали на бортах истребителей полковые награды.

Вскоре мы получили приказ перебазироваться в Австрию на аэродром Тульн. Первый раз поднимаемся в мирное небо, не включаем прицелы, не перезаряжаем оружия.

До чего же легко лететь! Как-то странно сознавать, что впереди нет линии фронта, что по тебе не будут стрелять зенитки и нет необходимости искать воздушного противника.

Впереди по курсу показался Дрезден, разрушенный американскими бомбардировщиками. Зачем понадобилось им бомбить этот прекрасный город, убивать за одну ночь тридцать тысяч мирных граждан? Ведь Дрезден не имел никакого военного значения.

Пересекаем Эльбу. Здесь она причудливо извивается между крутых скалистых гор, стремясь вырваться на простор из глубоких теснин. Река то постепенно уходит вправо, скрываясь за синей дымкой, то снова приближается, будто заигрывая с нами. Потом она резко отходит влево и, переменив имя на Лабу, убегает в глубь Чехословакии, чтобы принять в себя воды Влтавы. А Влтава бежит до самой Праги. Выполнив обязанности проводника, она прячется в лесистых горах.