Набрасываю лямки парашюта, застегиваю привязные ремни и включаю тумблеры на левой и правой панелях кабины. В наушниках послышались знакомый шумок и команды руководителя полетов. Стрелка настроенного радиокомпаса, сделав оборот, остановилась в направлении дальней приводной радиостанции. Запускаю двигатель. Опытный Ткачук, прильнув к борту кабины, внимательно следит за моими действиями.
Двигатель ровно вышел на обороты, и механик, спрыгнув с плоскости, убрал трап. Закрываю фонарь, герметизирую кабину и, опробовав двигатель, выруливаю на полосу.
Сейчас за моим самолетом следят все, кто находится на аэродроме. Прибавив обороты двигателю, отпускаю тормоза, и машина начинает разбег… Убедившись, что небо над аэродромом свободно, делаю круг, набираю скорость и снижаюсь до бреющего полета. На минимальной высоте прохожу вдоль полосы. В конце ее круто ухожу вверх и начинаю заранее намеченный комплекс пилотажа.
Я знаю, что сейчас за мной следят все, и вкладываю в полет все свое умение, каждую фигуру выполняю с особой тщательностью. От этого будет зависеть мой авторитет и как летчика и как командира.
Посадку произвожу точно в определенное время. Радостный Ткачук бежит меня встречать, показывая жестами путь руления.
— Разрешите получить замечания о работе матчасти, — обращается он, когда я, выключив двигатель, открыл фонарь кабины.
Намеченный на день план полк выполнил. Когда руководитель спустил флаг и дал сигнальную ракету, возвестившую о прекращении полетов, люди, кажется, не хотели уходить с аэродрома. У них было желание работать еще и еще.
— Товарищ командир, полеты закончены, план выполнен полностью, — доложил Соколов.
— Поздравляю. Вот так и будем работать.
— Теперь пойдет, главное — люди убедились, на что они способны, — заверил Соколов.
А тягачи уже увозили самолеты. Пройдет еще полчаса, и на стоянке останется только часовой.
— В этом полку теперь все будет в порядке. Соколов — командир способный, на него можно положиться, — уверенно сказал Скрипник.
— Завтра полечу к Королеву, займемся его хозяйством.
— Там, наверное, придется потруднее.
— Если учить с толком, вряд ли Королев станет упираться, — возразил я, — как только он узнает, что сегодня Соколов налетал за шесть часов стартового времени больше, чем за всю прошедшую неделю, он места себе не найдет.
Так оно и получилось. Правда, Королев уверовал в новую организацию не сразу. Когда я прилетел к нему в полк и поставил задачу на подготовку к показательным полетам, он выслушал меня внимательно, но восторга не высказал. Однако, разобравшись во всем пообстоятельней и уловив смысл нового планирования, он осторожно сказал:
— Разрешите, я сам спланирую, а вы проверите. Этого-то я и добивался.
К вечеру плановая таблица была готова. Намечалось налетать часов больше, чем обычно.
— Выжал, товарищ командир, все что можно, — торжественно доложил Королев.
Но когда я, проверив план, немного увеличил налет, он тихо сказал:
— Если мы его выполним, бороду сбрею.
— Считай, что бороды у тебя уже нет, — ответил я, — твои гвардейцы и на большее способны.
Весь следующий день мы занимались подготовкой к полетам, добиваясь глубокого усвоения задания каждым летчиком, техником и водителем. Опытный инженер полка Журавлев вникал буквально во все подробности, строго контролируя работу каждого специалиста.
Тщательная предварительная подготовка дала отличные результаты. План полетов полк выполнил. Но Королев упросил оставить ему бороду, обещая добиться еще больших успехов.
Самолёт в овраге
Полк готовился к ночным полетам. Ненасытный Королев готов был летать круглые сутки без передышки, себя не щадил и другим спуску не давал. Не нравилось ему, когда врач отстранял кого-либо из летчиков от полетов. Из-за этого он не однажды спорил со спокойным, уравновешенным замполитом Микиным. Вот и теперь на этой почве между ними произошла стычка.
— Товарищ полковник, — обратился ко мне Микин, — летчик Погорелов вышел на полеты с температурой, врач запрещает, а командир полка разрешает ему летать.
Мне понравилась принципиальность замполита и то, что о неправильных действиях Королева он докладывал при нем же.
— Товарищ командир, — оправдывался Королев, — Погорелов на здоровье не жалуется.
— А когда летчик жалуется или отказывается от полетов?
— Таких в нашем гвардейском полку нет, — гордо ответил Королев.
— Вот потому-то и не допускайте сегодня Погорелова к полетам.
— Есть, не допускать.
Над аэродромом опускалась тихая ночь. Очертания черневшего вдали ельника постепенно сливались с темнотой. Пахло луговой сыростью. Над стартом взвилась ракета, возвестив начало полетов. По обе стороны взлетно-посадочной полосы вспыхнули огоньки, и сумерки за ее пределами сразу сгустились.
Один за другим выруливают истребители, берут разбег и неудержимо рвутся в небо. Время от времени темноту вспарывает луч прожектора, выхватывая оттуда серебристый, словно светящийся самолет. На рулежных дорожках и на заправочной линии работают техники, механики, шоферы буксировочных автомобилей.