Стартует мужество

Однажды, когда я сидел на старте, наблюдая за полетами, на аэродроме появился капитан Львов. Он долго и внимательно следил за работой курсантов на земле, за полетами, то и дело просил объяснить ему авиационные термины и значение отдельных действий. Потом подошел к руководителю полетов и сказал:

 — Курсанты жалуются на усталость после полетов. Я бы хотел сам слетать с инструктором, чтобы удостовериться, насколько это трудно.

Руководитель полетов, увидев на заправочной мой УТИ-4, вызвал меня и приказал:

 — Полетите в зону с капитаном. Задача: показать пилотаж, больших перегрузок не создавать.

Мне, недавнему курсанту, поручали лететь с грозным капитаном Львовым. Это говорило о том, что опытный летчик верит в меня.

 — Перед вылетом проинструктируйте капитана, — сказал руководитель полетов, — как вести себя в самолете, как пользоваться парашютом.

 — Разрешите выполнять? — Я не мог скрыть своей радости.

 — Выполняйте… Пилотаж над центром аэродрома.

Идя к самолету, я не без некоторого злорадства думал, что сейчас покажу пехотному капитану, что пилотаж есть серьезное испытание физических и моральных сил.

 — Почему командир говорил о парашюте? — спросил, подходя к самолету, Львов.

 — А вдруг прыгать придется.

Львов не подал виду, что волнуется, однако стал сосредоточенным и серьезным. Может быть, сейчас он и отказался бы от своей затеи, но от такого шага его удерживало самолюбие.

«Сейчас я тебе покажу, что такое пилотаж!» — ликовал я. Начал с того, что рассказал, как пользоваться парашютом, припомнил несколько аварийных случаев, о которых слышал от старых летчиков, в общем, как умел, нагонял на Львова страху. Но капитан оказался не робкого десятка. Он внимательно слушал и сохранял спокойствие. Даже попытался ободрить меня, сказав, что однажды уже летал, правда, на пассажирском самолете.

 — Имею и один прыжок с парашютом, — с гордостью показал капитан значок парашютиста.

 — Очень хорошо, — сказал я, усаживая пассажира в заднюю кабину. Проверив крепления его привязных ремней, тоже занял свое место в машине.

После взлета набрал скорость несколько больше положенной и сразу же ввел самолет в восходящую спираль. На высоте тысячи метров выполнил комплекс фигур высшего пилотажа. Оглянувшись на заднюю кабину, я увидел вместо краснощекого, уверенного в себе капитана беспомощного, с пожелтевшим лицом незнакомого человека. Неужели это железный Львов? Я забеспокоился и немедленно пошел на посадку.

Зарулив самолет на заправочную и выключив мотор, снова оглянулся. Мой пассажир сидел в прежней позе. Жив ли он? Товарищи помогли ему вылезти, а точнее — вытащили его из кабины и положили в тень под крыло самолета. Прошло не меньше часа, пока Львов пришел в себя и встал.

 — Сколько времени мы были в воздухе? — задал он первый вопрос.

 — Это нужно узнать у хронометражиста, — ответил техник.

 — А где летчик?

 — На старте.

Львов неуверенной походкой направился ко мне. Я не мог удержаться от смеха, глядя на его помятый вид. Это был уже не тот Львов, который два часа назад явился посмотреть на легкую, как ему думалось, работу летчиков. Он подошел ко мне и сел рядом на скамейку.

 — Это был обычный полет или специально для меня?

 — Самый обычный и даже не полный, — ответил я, — не успел выполнить и одного комплекса.

 — А что, курсанты получают большую нагрузку?

 — Курсанту даем пять-шесть полетов по кругу и один в зону. Причем в зоне выполняется не один комплекс, а четыре, некоторые фигуры — по нескольку раз, для лучшего усвоения.

 — И сколько же времени бывают в зоне курсанты?

 — По двадцать пять — тридцать минут, а мы с вами летали около десяти.

Больше Львов ни о чем не спрашивал. Он просидел на старте до конца полетов, молча наблюдая за работой курсантов.

 — Все же у вас здесь, в этом кажущемся хаосе, есть свой авиационный порядок, — сделал он заключение.

 — О каком хаосе вы говорите? — спрашиваю Львова.

 — А как же… курсанты иногда обращаются к технику не по уставу, не всегда встают, когда с ними говорит старший…

Строевого капитана смущало многое. Сидящему в кабине самолета курсанту дает задание инструктор. Старший стоит, а младший сидит, да еще пристегнутый ремнями. С точки зрения Львова — непорядок. Во время подготовки самолета курсанты просто разговаривают с техником, потому что некогда каждую минуту обращаться к нему по всей форме. Как умел, я объяснил Львову, что все эти «нарушения» не подрывают субординацию и не снижают дисциплину. На старте вообще не слышно команд, но каждый совершенно точно выполняет свои обязанности, а приказания часто подаются сигналом или только жестом старшего.

Очевидно, мне удалось убедить капитана.

После посещения полетов и воздушного крещения на истребителе он изменил свое отношение к курсантам. Нет, он не снизил требовательности, но стал проявлять больше заботы.