Старые девы в опасности. Снести ему голову!

— Привет, — раздался из сумрака нижней полки тоненький неуверенный голосок. — Нам пора выходить?

— Привет, — ответил Аллейн. — Нет. Спи.

— У меня сна ни в одном глазу. Если честно, я почти всю ночь не спал.

Аллейн, искавший рубашку на ощупь, пошатнулся, оцарапав голень о край чемодана, и беззвучно выругался.

— А что же тогда ты одеваешься? — не унимался голосок. — Мы ведь еще не выходим.

— Чтобы быть готовым, когда нужно будет выходить.

— Понятно, — сказал голосок. — Мама тоже готовится выходить?

— Пока нет.

— Почему?

— Рано еще.

— Она спит?

— Я не знаю, дружище.

— Тогда откуда ты знаешь, что она не готовится?

— На самом деле я этого не знаю. Я лишь надеюсь, что она спит.

— Почему?

— Хочу, чтобы она отдохнула, а если ты еще раз спросишь «почему» — я не отвечу.

— Понятно. — Наступила пауза. Внизу тоненько хихикнули. — Почему?

Аллейн с досадой заметил, что надел с трудом обнаруженную рубашку наизнанку, и теперь переодевался.

— А если, — не унимался голосок, — мое «почему» будет по делу, ты ответишь?

— Оно должно быть по исключительно важному делу.

— Почему ты собираешься в темноте?

— Я полагал, — произнес Аллейн с укоризной, — что все маленькие мальчики крепко спят, и боялся их разбудить.

— Но ведь теперь ты знаешь, что они не спят, тогда почему?..

— Ты абсолютно прав, — признался Аллейн. Поезд повернул, и мужчину качнуло к двери. Он зажег свет и взглянул на сына.

Рики выглядел так, как выглядят маленькие мальчики утром в постели, — словно заново родившимся. Темные волосы живописно растрепались по лбу, глаза блестели, от щек и губ будто исходило сияние. Про Рики можно было бы сказать — «он такой новенький — даже краска не успела высохнуть».

— Мне нравится ехать в поезде, — сказал он. — Так классно еще нигде не было. Пап, а тебе нравится поезд?

— Да, — ответил Аллейн. Он открыл дверь туалета, где автоматически зажегся свет. Какое-то время Рики молча наблюдал, как отец бреется.

— Где мы сейчас? — заговорил он.

— У моря. Оно называется Средиземным. Утром, когда рассветет, мы увидим его.

— А сейчас поздняя ночь?

— Не совсем. Очень раннее утро. Там, снаружи, все крепко спят, — не слишком уверенно предположил Аллейн.

— Все?

— Почти все. Спят и храпят.

— Все, кроме нас, — с удовольствием отметил Рики. — Ведь мы очень ранним утром в классном поезде совсем не спим. Да, пап?

— Да. Скоро мы будем проезжать мимо дома, куда я завтра отправлюсь. Поезд там не останавливается, поэтому мне придется доехать с вами до Роквиля, а потом вернуться обратно на машине. Ну а вы с мамой останетесь в Роквиле.

— А где ты будешь жить, с нами или в том доме?

— Иногда с вами, иногда в том доме. Он называется Шато де ла Шевр д’Аржан, что означает Замок Серебряной Козы.

— Смешное названьице, — сказал Рики.

Из-под вагонных колес во все стороны рассыпа́лись густые снопы искр. Отбрасываемый ими свет заскользил по каменной стене. Поезд начал крутой подъем. Постепенно он замедлил ход настолько, что можно было обстоятельно разглядеть все снаружи, и вот, словно надорвавшись, локомотив почти замер. За окном, примерно в сотне ярдов от поезда, стоял огромный дом, ярко освещенный сияющей луной. Казалось, он вырастал прямо из скалы. Одно-единственное окно, прикрытое тонкой цветной занавеской, светилось тусклой желтизной.

— Кто-то там, снаружи, не спит, — заметил Рики. — «Снаружи» или «внутри»? — задумался он. — Папа, где эти люди? Снаружи или внутри?

— Думаю, для нас они снаружи, а для себя — внутри.

— Снаружи поезда, но внутри дома, — согласился Рики. — А если бы поезд проехал через дом, то тогда они были бы для нас внутри или снаружи?

— Будем надеяться, — угрюмо заметил его отец, — увлечение метафизикой с возрастом пройдет.

— А что такое метафизика?.. Смотри, вон они в своем доме! Мы остановились, да?

Окно их купе оказалось прямо напротив освещенного окна в похожей на скалу стене дома. Размытая тень двигалась по комнате за занавеской. По мере приближения к окну она постепенно разбухала и вдруг превратилась в черное тело, прижатое к стеклу.

Аллейн издал непроизвольный возглас и подался вперед.

— Конечно, папа, ты стоишь прямо у окна, и тебе-то все хорошо видно, — вежливо выразил обиду Рики.

Поезд судорожно вздрогнул, с многоголосым скрежетом прополз через туннель и, набирая скорость, начал спуск к морю.

Дверь купе отворилась, и в проеме появилась Трой в шерстяном халате. Ее короткие волосы были растрепаны и свисали на лоб, точь-в-точь как у сына. Лицо было бледно, глаза потемнели от тревоги. Аллейн быстро обернулся на нее. Трой перевела взгляд с мужа на сына.

— Вы смотрели в окно? — спросила она.

— Я смотрел, — отозвался Аллейн. — И, судя по выражению твоего лица, ты тоже.

— Ты не поможешь мне с чемоданом? — попросила Трой и добавила, обращаясь к Рики: — Я скоро вернусь и помогу тебе одеться, милый.

— Вы что, уходите?

— Мы будем в соседнем купе. И очень недолго, — сказал Аллейн.

— Все-таки в поезде все не так, как дома.

— Мы понимаем, — заверила Трой сына. — Но ведь ты в порядке, правда?

— Правда, — тихонько произнес Рики, и Трой нежно погладила его по щеке.