— Что если о смерти Гризел станет известно, нас всех ждут неприятности. Тогда все выплывет наружу: торговля героином, связь с фабрикой — вы знаете про фабрику? — все, что тут творится, и нас арестуют, а британских подданных выдадут Англии, осудят и посадят в тюрьму. А то и повесят! И тут позвонили вы насчет мисс Трубоди, натолкнув Баради на мысль о том, как избавиться от тела бедной Гризел Локк. Ее похоронят, сказав вам, что похоронили мисс Трубоди. А потом, когда вас здесь уже не будет и мисс Трубоди выздоровеет, на могиле напишут выдуманное имя. Баради говорил, что если кто и может спасти жизнь мисс Трубоди, так это он. Не знаю, что вам уже известно… Остановите меня, если что-нибудь будет непонятно… И когда вдруг ваша жена упомянула имя Гарбель, можете себе представить, как они обалдели! Я тоже была здесь вчера. Я осуществляю связь между ними и фабрикой, работаю там. Если будет время, я расскажу, как это случилось. Конечно, я догадывалась, кто вы такой, но им сказала, что знать вас не знаю. Сказала, что, наверное, кто-то дал вам мой адрес. Они отнеслись к моим словам ужасно подозрительно. Велели мне взглянуть на вас обоих, выяснить, чем вы занимаетесь и почему спрашиваете обо мне. Тут Баради сказал, что будет лучше, если я представлюсь вам под чужим именем. И мне велели притвориться Гризел Локк, так что, если начнутся расспросы или вмешается полиция, вы и кузина Агги…
— Кто?! — вырвалось у Аллейна.
— Ваша жена, кто же еще. Ее назвали Агатой в честь моей троюродной сестры, в девичестве…
— Да, да. Простите. Все называют ее Трой…
— Правда? Чудно! Я уже привыкла думать о ней как о кузине. Агги… Значит, план заключался в том, что я представляюсь вам как Гризел Локк, а потом докладываю им, узнала ли я вас и что мне вообще удалось выяснить. Они заставили меня надеть одежду Гризел Локк и накраситься на тот случай, если вы слышали о ней или потом будете рассказывать о встрече, чтобы ваши впечатления совпадали с тем, что о ней обычно говорят. Предполагалось, что завтра, после похорон, я снова с вами увижусь и скажу, что уезжаю в Будапешт, и хорошо бы, если б вы видели мой отъезд. И когда поднимется переполох в связи с исчезновением Гризел, вы сможете подтвердить, что она уехала в Венгрию. А я должна была отправиться в Марсель и сидеть там, пока вы не уберетесь отсюда. В то же время будет считаться, что я уехала в отпуск, о чем вас уже осведомили. Сколько минут у нас еще осталось?
— Двадцать одна.
— По крайней мере у меня есть время, чтобы перво-наперво предупредить вас не слишком рассчитывать на меня в своих замыслах…
— Вы хотите сказать, — начал Аллейн, — что выработали привычку…
— Мне пятьдесят. Шестнадцать лет назад я была хорошим химиком-аналитиком… Проклятая бедность! Они предложили мне работу — химические исследования — и потрясающее жалованье. Работать на них я начала в Нью-Йорке, а позже меня перевезли сюда. Сначала я ничего не подозревала, но потом постепенно поняла, что происходит. Однако к тому времени я уже была у них в руках. Меня обработали классическим образом: мужчина, очень привлекательный, и роскошные вечеринки. Я всегда была некрасива, а он был такой опытный, обаятельный, обходительный. Он приучил меня к марихуане — травке, как ее называют, — и с тех пор я не могу это бросить. Они следят за тем, чтобы я не прекращала. Зазывают сюда, доводят до нервного возбуждения, а потом предлагают сигареты. Я им очень полезна, и они не намерены меня отпускать. Покурив, я совершенно глупею, сознавая при этом, что произношу фразы, за которые мне ужасно стыдно. Но когда мне невмоготу и так хочется курить, а он протягивает мне сигарету, то… да вы сами видели. Когда я выдавала себя за Гризел Локк, мое поведение не было сплошным притворством. В присутствии Оберона мы все становимся такими. Он просто гений растления.
— Почему вы стали писать Агате? Должен признаться, до вчерашнего дня мы не понимали ваших замыслов.