– Не отпускай, милый. Свяжи меня по рукам и ногам и заточи, чтобы я не смогла покинуть тебя. Если бы ты знал, как я хочу быть твоей навсегда…
– Так будь! Что тебя удерживает – моя бедность? Это поправимо.
Снова тяжёлый вздох – и женщина мягко отстранилась. Андрею вдруг пришло в голову кое-что…
– Алла, а с кем сейчас твоя дочка?
– С бабушкой, моей свекровью.
Глаза молодого человека широко раскрылись.
– И была с ней всегда, когда мы с тобой занимались любовью?
– Да, милый. Но какая разница?
Кароль еле сдержался. Благородный образ любимой женщины, который сотворило сердце, рушился. В мозг влезла отвратительная фраза: «Она приятно проводила время с любовником, а ребёнка подкидывала старикам». Алла поднялась и начала одеваться. Глухо сказала:
– Я всё понимаю. Да, я плохая мать, а ты хочешь для своих будущих детей хорошую. Желаю тебе найти такую. Будь счастлив.
– Алла, погоди! Всё ещё можно исправить!
– То есть – чтобы я развелась? Извини, дорогой, это исключено. Я плохая мать, но своего ребёнка отца не лишу. И… пусть это меркантильно – муж меня содержит. На журналистские гонорары я бы такой квартирой не смогла обзавестись.
– Алла…
– Не надо. Однажды это должно было произойти. Я благодарна тебе за каждый наш миг вместе. И я очень признательна, что ты сделал мне предложение. Ты благородный человек, Андрей, рыцарь без страха и упрёка, Дон Кихот, который, вопреки всему, научился побеждать. А я – Дульсинея, недостойная тебя.
– Подожди…
– Всё, не надо. Прощай, милый.
Она выскользнула за дверь. Андрей попытался подняться, чтобы удержать её – и не смог, повалился, сражённый странной слабостью. Половина его естества кричала: останови её, не дай уйти, она тебя любит, всё ещё можно исправить! Но другая горько возражала: ты сделал всё что мог, и именно поэтому она уходит. Чтобы она осталась, нужно, чтобы ты научился лгать – ей, себе, своим родным, всему миру. Ложь продлит удовольствие, но не принесёт счастье. Хуже того, однажды ты, не желая того, разрушишь её благополучие, основанное на лжи и притворстве. Может, и заставишь её развестись – и вы окажетесь в тесной комнатушке на троих. Обречёшь свою любимую на нищету, грязь, давку в очередях, плач любимой дочери – ты этого хочешь? Пусть она уйдёт сейчас – и между вами останется только светлое прошлое.
Он не мог двинуться, вдохнуть полной грудью, задуматься о чём-либо, даже просто уснуть. Он лежал, растерянно слушая похоронный марш своей любви. Всё ещё поправимо… Как? Проклятая бедность, всё дело в ней… Ничего подобного. Ну, пусть бы появились откуда-то деньги на хорошее жильё… А дальше? Дочка Аллы будет разрываться между двумя семьями? А жизнь с Аллой – будет ли она таким сказочным садом, как до сих пор? Она уедет в служебную командировку – и полезут чёрные мысли: а вдруг она нашла себе нового любовника? Изменила же прежнему мужу, вдруг изменяет и тебе?
Держать любимую женщину на привязи? Пусть она бросит своё журналистское ремесло, которым так виртуозно владеет? И всё это – ради того, чтобы сберечь любовь? А останется ли самое благородное из чувств после всех этих её жертв, среди плача обиженного ребёнка, лишённого нормальной семьи? Нет, Алла правильно поступила, когда не стала пытаться удержать разбитый сосуд.
Правильно? И она никогда больше не вернётся? Не улыбнётся, не коснётся ладонью, губами, не прильнёт всем телом… Это – правильно? Проклятье, лучше умереть, сойти с ума!
Дверь приоткрылась, и заглянула мама. Спросила жалобно:
– Андрюшенька, ты будешь кушать?
Сила мгновенно вернулась. Не раскисать, этим ничего не исправить. Прежде всего – заниматься насущными вещами. Сделать то, что обещал Алле. А там – пусть будет, что будет.
– Да, мамочка, я сейчас.
Оделся, вышел, поймал тревожный взгляд мамы Лены и мысленно обругал себя: «Идиот! Лишь бы сопли распускать! Рядом с тобой – самые близкие, родные люди, готовые всегда помочь и поддержать. Они – самое главное на свете! Ради них ты обязан жить и делать всё что требуется. Не так уж трудно».
Прошёл к столу. На юношу тотчас устремились сочувственные взгляды трёх пар глаз.
– Андрюша, я выйду замуж за тебя, когда вырасту! Я тебя не обману!
Сестричка, как она повзрослела за этот год… Идиот! Как мог забыть главное?!
– Валечка, сестрёнка моя славная! – он наклонился и поцеловал девочку в обе щёчки. – Расскажи, моя хорошая, как дела в школе?
– Хорошо дела! – радостно заторопилась с рассказом сестричка, довольная тем, что появился повод отвлечь брата от мрачных дум. – У меня все пятёрки, кроме арифметики и прилежания, по ним четвёрки!
Андрей весело рассмеялся: печаль, вызванная разрывом с Аллой, стремительно улетучилась.
– Непоседа ты моя хорошая! Арифметику мы с тобой подтянем, а прилежание давай уж сама!
– Ты меня научишь каратэ?
Кузен хотел было пошутить, что драться – не женское дело, но вовремя осёкся. Валечка права, в сегодняшней жуткой обстановке, точнее всего характеризуемой словом «беспредел», не помешает овладеть таинствами самообороны. Наверное, не только каратэ, однако надо же с чего-то начать.
– Научу, сестрёнка моя славная! Обещаю тебе! Завтра же!