Читаем Старые друзья полностью

Глядя на коловращение снежинок, дед неожиданно для самого себя стал думать о полях и квантах, об атомах и о всякой диковинной мишуре, которая, должно быть, вот так же крутилась и вертелась во Вселенной, а всемогущее Время подхватывало эту чудесную пыль горстями, и тогда получалось то одно, то другое: то дед Никола, то Жека, то птица или дерево, а то какая-нибудь звезда или планета. А когда Время разжимало пальцы, вселенский ветер опять подхватывал пылинки и кружил их в черной космической бездне…

“Что ж я? — опомнился дед. — Хотел же Геннадию звонить!”

Он набрал номер: трубка отозвалась частыми короткими гудками. Он перезвонил еще три раза, но телефон Заботина был постоянно занят. Дед стал расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь у окна и выглядывая на улицу. “Неужели они нашли именно моего Геннадия?” — вдруг усомнился он и позвонил в адресное бюро. Через несколько минут ему сообщили место жительства Заботина Геннадия Петровича, точно соответствующее указанному в письме. Еще четверть часа дед беспощадно эксплуатировал телефон, но подключения к аппарату Заботина не добился. С огорченным выражением на лице заметался по комнате. “Ну, нет! Так дело не пойдет!” — рассердился он и резко остановился. Часы показывали одиннадцать. “Все равно! — Дед решительно сдернул с вешалки шарф и обмотал им шею. — Никакого торжественного собрания ждать невозможно!” Он шаркнул сапожной щеткой по ботинкам, надел пальто, нахлобучил на голову линялую шапку-пирожок, проверил наличие денег в кошельке, телефон вынес в коридор для Жеки и вышел из квартиры.

Надвигающаяся ночь и разыгравшаяся метель не смутили деда Николу: он быстро пошел по краю тротуара, всматриваясь в проезжающие мимо автомобили, разыскивая в мутной снежной кутерьме зеленый огонек такси.

***

Нажав красную кнопку новенького дверного звонка, дед прислушался к глухой трели, раздавшейся за дверью, обитой блестящим кожезаменителем. Хозяева открывать не торопились. Дед снова придавил кнопку ладонью, весело приговаривая: “Отпирай, чудак, знаю, что ты дома, телефон-то занят, не спишь, значит…” И вдруг дверь бесшумно приоткрылась. В темном проеме показалось лицо Генки Заботина, а затем и вся его фигура — длинная, тонкая, в каком-то смешном цветастом халате. “Изменился!” — мысленно отметил дед. Он сказал: “Дружище!” — и протянул к нему руки, но Гена Заботин, не произнося ни слова, вдруг стал медленно отодвигаться, будто что-то тащило его за спину обратно в глубь коридора. Пальцами он пытался схватиться за висящую на вешалке у двери одежду. “Ты что?!” — воскликнул дед, бросился вперед и подхватил обеими руками почти упавшего Заботина. Заботин судорожно вздохнул и, глядя деду Николе в глаза, прерывисто выговорил страшные слова. “Ну… ну… — забормотал дед, смутившись. — Может, ошибка в диагнозе… Пойдем, ляжешь, куда тут…” Дед обернулся на свет, льющийся из-за какой-то боковой двери, толкнул ее ногой. Поддерживая обмякшего Геннадия, потащил к разворошенной постели, на которой тот, видимо, и лежал раньше. Уложив Заботина, дед схватил его руку, попытался нащупать пульс. Заботин не шевелился. Он мгновенно побледнел; черты лица вдруг стали резкими, скулы и нос обострились, глаза замерли. Дед провел ладонью над его лицом и увидел, что зрачки не реагируют на свет. Дед скинул пальто, отшвырнул в сторону, склонился над Заботиным и сильными толчками обеих рук стал пытаться пробудить остановившееся сердце. От шеи по плечу Генки Заботина тянулись, прячась под халат, розовато-белесые изломы шрамов: дед Никола понял, что когда-то пересекся Генкин путь в этом мире с автоматной очередью. Не прекращая массаж, дед косился на столик возле кровати. Опытным глазом он оценил выбор и быстро понял, что следует дать Заботину. Он накапал в чайную ложку из импортного пузырька, приподнял голову Геннадия и аккуратно залил ему в рот лекарство. Наконец Заботин очнулся. Он глубоко задышал, потом сказал: “Не тряси, чертяка…”, и дед остановился. Пощупал пульс, накрыл Заботина одеялом, потом придвинул к себе стул, сел и опустил дрожащие руки. Страшно захотелось пить.

— Ну, как тебе?.. — спросил дед.

— Теперь лучше… — глухо ответил Заботин.

— Ты что — один? — спросил дед Никола.

— Да. — Заботин открыл глаза. — Как нашел меня?.. Я… всего два года… как вернулся в наш город… думал — никого нет…

— Потом объясню. Сейчас врача надо.

— А-а… — протянул Заботин, безнадежно махнув рукой.

Дед Никола огляделся по сторонам в поисках телефона. Он увидел на стенах афиши: Генка с виолончелью, Генка во фраке, Генка на фоне симфонического оркестра, седой Генка, пожимающий руку, седому дирижеру. “Верно! — вспомнил дед. — Он с детства все скрипел да скрипел. За это его обзывали сверчком”. Дед склонился над Заботиным.

— Послушай, куда ты тогда пропал?.. — не удержавшись, спросил он.

— А-а… — снова протянул Заботин, повел глазами в сторону и поморщился. — Знаешь ведь… Бомбили… — Он хотел что-то добавить, но вновь поморщился и только дернул уголком рта.

— Может, еще примешь? — спросил дед, взяв ложку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература