Старые истории (сборник)

— Ну, ну... - Мотяков что-то невнятное пробормотал себе под нос и уткнулся в стол.

— Так, значит, вы отказываетесь работать? - опять ровным голосом спросил Демин Кузькина.

— Я, товарищ Демин, работать не отказываюсь. Я только бесплатно не хочу работать. У меня пять человек детей, и сам я инвалид Отечественной войны.

— Видали! Он себе зарплату требует... Вот комиссар из "Красного лаптя", - засмеялся опять Мотяков. - Ты сначала урожай хороший вырасти, а потом деньги проси. Дармоед!

— А ты что за урожай вырастил? - спросил, озлобясь, Живой. - Или ты не жнешь, не сеешь, а только карман подставляешь?!

— Поговори у меня! - стукнул кулаком по столу Мотяков.

— Семен Иванович! Да успокойтесь, в конце концов. - Демин опять пристально, с выдержкой посмотрел на Мотякова.

Тот надулся и затих.

— Но ведь, товарищ Кузькин, не вы же один состоите в колхозе, и тем не менее вы один отказывались работать! - сказал Демин.

— Странный вопрос! - ответил Фомич. - А если я, к примеру, помирать не хочу? Или вы тоже скажете: не ты первый, не ты последний?

— Разумно, - усмехнулся Демин. - Но, товарищ Кузькин, надо же сообща болеть за свой колхоз.

— Мы болеем, - ответил Кузькин. - Да болезнь-то у нас разная. У меня брюхо сводит, а вот у Гузенкова голова с похмелья трещит.

— Давай без выпадов! Тоже критик нашелся, - не выдержал опять Мотяков.

— Но, товарищ Кузькин, почему у вас такой плохой колхоз? Кто же виноват?

— Война виновата, - сказал Мотяков.

Кузькин пристально, подражая Демину, поглядел на него:

— Война-то виновата... - и обернувшись к секретарю: - Вы, товарищ Демин, знаете, как у нас картошку потравили?

— Какую? - очнулся Гузенков.

— Семенную!

— Ну, ну? - заинтересованно подался Демин.

— Перебирали ее, перебирали - пошли на обед. Вернулись, а ее три коровы пожирают - хранилище проломили, прямо с неба сошли... Бока во разнесло.

— Как же так? - Демин глянул на Гузенкова.

Тот весь напыжился и только головой мотнул.

— Его работа, - сказал Кузькин. - Нагородили чурку на палку... Он плотников привозил. Премиальные платил им, быка съели. А хранилище слепили - свинья носом разворотит.

— А что потом с картошкой? - спросил Демин.

— Гузенков сказал: всю картошку перевезти в подвал к Воронину, к нашему бригадиру. Весна подошла - а Пашка Воронин и говорит: нету картошки, вся померзла.

— А вы писали куда-нибудь, в районные инстанции?

— Писал. А что толку? Писать в нашу районную инстанцию - это одно и то же, что на луну плевать.

— Кому это ты писал? - поднял голову Мотяков.

— Тебе, например.

— Мне? Не помню. - Он обернулся к Тимошкину: - Тимошкин, было?

— Не поступало, - выпалил тот.

— А это что? Не твоя подпись? - Кузькин вынул из кармана открытку и сунул ее Тимошкину. - У меня письмо с муд... уведомлением. Знаю, с кем дело имею.

Тимошкин покосился на открытку:

— Мою подпись надо еще документально доказать. А может быть, это подделка?

— А ну-ка? - Демин подошел к столу и взял открытку. - Товарищ Мотяков, в этом деле разобраться надо.

— Это само собой... Разберемся. Кто письмо потерял, кто факты извратил... Виноватых накажем.

Скрипнула дверь, вошла секретарша:

— Товарищ Демин, вас к телефону. Из обкома звонят.

— Хорошо!

Секретарша ушла.

Демин положил открытку перед Мотяковым.

— Так разберитесь, - и вышел.

— Чего с ним говорить! - махнул рукой Гузенков. - Известный элемент... отпетый.

— В тридцатом году я колхоз создавал, а вы, товарищ Гузенков, на готовенькое приехали. Еще неизвестно, чем вы-то занимались в тридцатом году.

— Мы тебя вызвали не отчитываться перед тобой! - оборвал Живого Мотяков. - А мозги тебе вправить враз и навсегда. Понял? Будешь в колхозе работать?!

— Бесплатно работать не стану.

— А что вы, собственно, хотите? - спросил Умняшкин.

— Выдайте мне паспорт. Я устроюсь на работу.

— Мы тебе не паспорт, а волчий билет выпишем, - сказал Мотяков. - Выйди в приемную! Когда надо - позовем.

Живой вышел.

— Ну, что с ним делать? - спросил Умняшкин, грузный немолодой человек с лицом сумрачным, усталым, с тем выражением насупленной серьезности, которое бывает у много проработавших сельских врачей.

— Дадим ему твердое задание... в виде двойного налога, - сказал Мотяков. - А там видно будет.

— Но ведь налоги отменены! - возразил Умняшкин.

— Это с колхозников. А поскольку его из колхоза исключили, значит, он вроде единоличника теперь.

— И мясо с него, и шерсть, и яйца... все поставки двойные! - подхватил Тимошкин.

— Ну, как? - обернулся Мотяков к членам исполкома.

— Не то, - сказал председатель бреховского колхоза Звонарев, прозванный за свой огромный рост Петей Долгим. - На трудодни ему не заплатили. Надо искать выход. Положение трудное.

— Все ясно, как дважды два - четыре. - Мотяков даже ладонью прихлопнул. - Исключить из колхоза - и твердое задание ему враз и навсегда.

— А я бы отпустил его, - возразил Петя Долгий. - И надо помочь устроиться.

— Это называется либерализмом, - сказал Мотяков. - Если мы станем пособничать лодырям и летунам - все колхозы развалим. Сегодня один уйдет, завтра другой... А работать кто станет?

— У нас не уходят, - сказал Петя Долгий.