И вдруг пришла в Прудки невероятная весть - Тихановский район закрыли. Не так чтобы закрыли - и все тут. Разъяснили, что район перестал быть рентабельным, то есть народ поразъехался, колхозы объединились да укрупнились - и район, значит, укрупнять надо. Назрело! Оно, может, и разумно, со стороны глядя, сказать: "Эко вы, милые, размахнулись - сорок две конторы на десять колхозов держите. Сократитесь!" Но тихановцы-то не хотели сокращаться; тихановцы продолжали думать, что район у них, как район, и все есть для района: конторы больше размещались в двухэтажных домах - и новых, и бывших кулацких, улицы булыжником мощены, а от чайной до клуба дощатый тротуар проложен... Чем хуже иных прочих? Но поди ты... Проснулись утром тихановцы - нет района. Ни одной вывески на домах: ни райтопа, ни раймага, ни райисполкома... Как жить?
Фомич, услыхав об этом, даже взгрустнул:
— В Пугасово не больно сбегаешь... И Варвары Цыплаковой там уж нет.
А более всего тихановцев возмутило то, что в их белокаменный двухэтажный райком привезли инвалидов и престарелых. "Дожили! Районом были - стали богадельней". Рынок на тихановском выгоне опустел, дома в цене пали... Даже забитые окна появились.
И началось в Тиханове великое брожение: начальство, которое со специальностью было, разъезжалось по своим ведомствам - банковские да почтовые в Пугасово переехали, а милиция, юристы - те даже в область подались. Демина отозвали в обком, Тимошкин в сельпо продавцом устроился, а для Мотякова места не находилось. Пугасовский председатель рика наотрез отказался брать его в заместители; сказал, что мне, мол, и своих выдвиженцев девать некуда. Специальности у Мотякова никакой не было, хлеб давно уж и позабыл, как пашут. Да ведь и не пошлешь его из председателей прямо в борозду. А хозяйственной должности или по кадровой части пока ничего не находилось. И Мотяков без дела ходил по лугам - рыбу ловил. Однажды Фомич встретился с ним.
Как-то под вечер раскинул Фомич свои донки под Кузяковым яром - стерлядей половить. Наживу добывал тут же: сняв штаны, зашел в воду и острым жестяным черпаком выковыривал из-под воды илистый синевато-серый грунт, в котором прятались куколки мотыля.
На самом яру остановилась черная заграничная машина. Фомич сразу узнал ее. "Зять полковника Агашина! Знать, из Москвы приехали", - подумал он.
Но из машины вылез сам Агашин, грузный бритоголовый старик с красным мясистым носом и маленькими под нахохленными рыжими бровями серыми глазками.
— Здорово, Федор! - сказал полковник с крутояра. - Живой?
— Живой! А чего нам не жить? Воды сколько хочешь, в ней рыба - выбирай на вкус. Птица поверху летает всякая, - весело отвечал Фомич. - А вы когда приехали?
Полковник был старше Фомича лет на десять, среди односельчан это заметная возрастная разница, поэтому Фомич обращался к Агашину почтительно, с детства привык еще. Тот приезжал, бывало, в деревню козырем. Красный командир! И даже старики величали его по имени-отчеству - Михал Николае.
— Вчера приехал, - гудел сверху полковник. - Я тут не один... Давай и ты к нам!
Фомич привстал из воды, прикрыв срам обеими руками, и сказал так просто, для приличия:
— Вас самих, поди, много?
— Давай-давай! У нас тут сетишки есть. Бредешок закинем в Луке. Ты знаешь здесь хорошие местечки.
— С бредешком, конечно, можно было бы пройтись. И сети хорошо бы закинуть. Да уж и не знаю... запрещено! - в нерешительности стоял Фомич.
— Давай-давай! С нами тут власть, правда бывшая! - засмеялся полковник.
— Да вам что смотреть на власть? Вы сели да поехали, а мне тут жить... - Но Фомич уже без лишних проволочек, не то еще передумают насчет приглашения, вылез из воды, надел штаны и в момент взобрался на берег.
— Ого, ты как козел еще прыгаешь, - сказал полковник и подвел Фомича к машине. - Полезай!
Фомич влез в машину и очутился на одном сиденье рядом с Мотяковым.
— Здравствуйте! - сказал Фомич, обращаясь как бы ко всем сразу.
— Привет! - сказал зять полковника.
А Мотяков промолчал.
Зять полковника сидел за рулем; это был еще молодой человек, но уже полный, круглолицый и очень приветливый. Фомич знаком был с ним и знал, что работает Роберт Иванович во Внешторге, побывал не раз в самой Америке и привез оттуда эту самую машину под названием "форд". Изнутри в машине сиденья были обшиты настоящей кожей, хорошо выделанной и простеженной на манер фуфайки; а поверху, над головой, и не поймешь, чем было обтянуто, - не то шелк твердый (Фомич потрогал пальцами, он впервые сидел в такой машине), не то клеенка какая-то красная, вся в мелких пупырышках. А возле заднего окошечка валялись журналы в ярких картинках: все девки в темных очках, а на теле голо: два маленьких лоскута, так, с Фомичову ладонь, чтоб срам прикрыть. "А темные очки надели от стыда, должно быть", - подумал Фомич.
— Нравится? - спросил Роберт Иванович.
— Да как сказать... Красиво, но как-то неуютно. Замарать боишься, - ответил Фомич.
— Хо-хо-хо! - оглушительно засмеялся полковник.