Старые моряки (сборник)

Прошло немного времени, и капитан стал самым значительным и популярным лицом в Перипери. Его слава распространилась и на другие предместья. Все хвалили его воспитанность, его манеры, его сердечность и простоту. Такой выдающийся человек, и так добр — и с богатыми и с бедняками, — совсем не зазнается.

Однажды, хмурым вечером, когда небо грозило дождем, Руй Пессоа, бывший чиновник налоговой конторы, не сдержал любопытства и спросил капитана, почему тот оставил службу в сравнительно молодых летах — ведь ему нет еще и шестидесяти, а он уже вышел в отставку. Мог бы еще плавать по крайней мере лет десять, почему бы нет?

Капитан поставил стакан на стол и долго сидел, глядя на небо, затянутое облаками. Лицо его стало серьезным, почти грустным. Он заговорил не сразу.

Всматриваясь в лица друзей, он как бы решал, заслуживают ли они доверия. Зекинья Курвело волновался.

Пожалуй, Руй Пессоа проявил нескромность. У такого человека, как капитан, конечно, есть тайны, похороненные на дне души; долг друзей уважать его сдержанность. Зекинья хотел переменить тему разговора— но тут капитан поднялся, сделал несколько шагов по направлению к окну и сказал:

— Из–за женщины, из–за чего же еще?

Он указал на модель «Бенедикта» под стеклом.

— Я командовал этой «малюткой», мы шли в Австралию… Я уже говорил вам, что не думал жениться… Мимолетная любовь то тут, то там на стоянках… Это мне нравилось.

Француженка в Марселе, турчанка в Стамбуле, в Одессе русская, в Шанхае китаянка, индианка в Калькутте. Безумства любви, разбитые сердца и одинокий корабль, уходящий в ночь. Женщин было много, но ни одно имя не хотелось ему вытатуировать на груди или на руке, как принято у моряков. Он записывал имена и адреса в записную книжку, иногда хранил фотографию или локон и изредка вспоминал хрустальный смех или слезу, скатившуюся при расставании. Но теперь не осталось ничего, ибо, когда он увидел ее на борту «Бенедикта» и полюбил, он выбросил за борт свою записную книжку, похожую на карту мира, и все сувениры тоже.

Ее звали Дороти, она была смуглая, худая, с длинными ногами. Непокорные кудри падали ей на лицо, губы шевелились, а в глазах застыла тоска. У нее часто менялось настроение: то она была нежной, застенчивой, как ребенок, то мрачнела, пряталась от всех, словно чего–то боялась. Она путешествовала с мужем, владельцем каких–то крупных фабрик, безликим существом, занятым только цифрами и делами. Он не замечал красоты жены и грусти в ее глазах. Они совершали кругосветное путешествие, он — чтобы отдохнуть, она — как потом призналась — в надежде найти свою судьбу. Вечером она стояла на палубе и глядела на воду.

С чего все началось? Трудно сказать. Он был капитаном и потому, естественно, общался с пассажирами, он заметил ее красоту и был восхищен. Между ними была большая разница в возрасте — ей едва исполнилось двадцать пять. Они много разговаривали. Он рассказывал ей о звездах, о море, о штормах и штилях.

Когда поздно ночью он спускался с капитанского мостика, то находил ее на палубе одну. Они говорили о том о сем, она смотрела на него пристально, будто хотела что–то отгадать. И вот однажды ночью, сама не зная как, она очутилась в его объятиях.

Капитан, конечно, не имел права это делать. Когда капитан дальнего плавания высаживается в порту, он может предаваться самым диким оргиям, устраивать самые безумные вакханалии. Но когда он командует судном, он должен вести себя как святой, недоступный искушениям…

— А в искушениях недостатка нет…

Казалось, Дороти прохаживается по гостиной капитана. Старики видели перед собой ее стройное тело, ее шепчущие губы…

— Ну и как, сеньору капитану удалось ее соблазнить?

Нескромное выражение не понравилось капитану.

Ведь это была любовь, небывалая, безмерная, безумная любовь, она захватила его, лишила рассудка с той самой минуты, как он заключил Дороти в объятия и ощутил прикосновение ее уст. Но он был капитаном, за все сорок лет плавания он ни разу ничем не запятнал себя, и теперь он не мог, не мог… Так он и сказал ей со слезами на глазах, он, который ни разу не плакал за всю свою жизнь.

Кто–нибудь из сеньоров пробовал когда–либо убедить женщину, заставить ее понять яснейшую из ситуаций? Дороти влюбилась еще сильнее, чем капитан, она готова была броситься в море.

— И здесь вы, капитан, не устояли…

Они мало знают его — там, где дело касается выполнения долга, он непреклонен. Он устоял. Он накинул свой непромокаемый плащ на ее обнаженные плечи и почти силой увел ее с палубы. И в ту незабываемую минуту, когда он, раздираемый долгом и любовью, держал в объятиях почти бесчувственную Дороти, он пообещал ей высадиться в первом же порту и навсегда уехать с ней на край света. Они обменялись единственным поцелуем перед лицом бескрайнего моря.

Он послал телеграмму с просьбой об отставке. Компания отвечала мольбами, уговорами, предложениями повысить жалованье. Судовладельцы были в панике: ведь капитан пользовался определенным уважением, его знали на всех морях и моряки и судовладельцы.