Старые недобрые времена 1

Ещё не рассвело, но квартирующие неподалёку солдаты уже начали просыпаться, густо заполняя пространство своими персонами и ядрёным матерком, с уханьем, аханьем, и другими возгласами разной степени эмоциональности и развязности.

— Дети очень старшего возраста, — прислушавшись, хрипловато констатировал попаданец, отнюдь не испытывая умиления, — Родителей дома нет, вот они и…

Не договорив, он зевнул, широко, со слезами на глазах, так, что ещё чуть, и челюсть пришлось бы вставлять. Отзевавшись, потерял мысль, и, поглядев ещё раз в сторону солдат, решил не будить лихо.

Солдатушки… в общем, бравы ребятушки в прокрустово ложе пропаганды, притом хоть здешней, хоть в будущем, впихиваться не желают. Бравые орлы, чьи жёны, как известно, пушки заряжёны, а сёстры — сабли востры, защитники Отечества и Et Cetera[i], не спешат умирать ни за Царя, ни за Отечество, да и соответствовать ожиданиям наивных восторженных обывателей тоже не торопятся.

Глубоко в эту среду, попахивающую портянками, махрой и перегаром, попаданец старается не то чтобы не лезть, но даже и не думать в ту сторону. Но, увы, приходится, эта солдатская среда, с её дремучестью и портяночной маскулинностью, она вокруг, и желание или нежелание, оно в данном случае особой роли не играет.

Здесь дедовщина и уставщина разом, и… перечислять можно долго, и ничего из перечисленного попаданца решительно не устраивает…

… но и не удивляет.

Да и чему удивляться, если в Советской, а позже Российской армии не смогли изжить такого рода вещи, когда, казалось бы, и желание есть, и народ в армии грамотный, и служат всего ничего? Вопрос, разумеется, скорее риторический, но всё же…

В общем, с поправкой на сроки службы, среду и эпоху, картинка, по мнению попаданца, получается так себе. Не глянцевая.

Но — защитники… какие уж есть. Соответствующие государству.

Есть, разумеется, и героизм, и самопожертвование, и честь мундира, и все прочие вещи. Но и обратная сторона медали, она тоже есть, и Ванька, так уж вышло, чаще видит обратную.

— Едут! — донёс солдатский телеграф, и унтер, рявкая и щедро раздавая зуботычины, потея от волнения и злясь, начал наводить порядок среди похмельных подчинённых.

Вскоре возле расположения остановилась повозка, с которой, страдальчески морщась и припадая на левую ногу, сошёл немолодой сутуловатый капитан с массивной тростью. Унтер, пуча глаза, уже начал было открывать рот, но офицер заткнул его на полувздохе, небрежным движением руки в белой перчатке.

Ванька, стоящий возле домика, поймав внимание капитана, вытянулся на свой, лакейский лад. Дождавшись, пока капитан подойдёт, слуга предупредительно открыл перед ним дверь, склонившись в поклоне, и, выждав положенное время, зашёл вслед. За ними с неловким топотанием и кхеканьем влез унтер, остановившись у входа и преданно обгладывая офицерскую спину собачьими глазами.

— Н-да… — протянул капитан, оценив обстановку домика, и в этом «Н-да» было вложено очень многое…

Подойдя к телу, он качнул торчащее из глазницы стекло и вытащил его, оставив в голове изрядную его часть.

— Н-да… — ещё раз сказал он, а потом, внезапно, несмотря на хромоту, оказавшись рядом с лакеем, очень ловко и очень больно зарядил ему в ухо. У Ваньки, разом от боли, но больше, пожалуй, от внезапно накатившего страха, чуть ноги не отнялись…

— Что же ты, скотина… — змеёй зашипел капитан, схватив его за пострадавший орган, — господина своего не обиходил после смерти?

Облегчение, какое испытал парень, словами передать сложно…

— Так-с… — выдавил он, вспоминая нужное, — виноват-с, вашество… но в книжках про сыщиков завсегда пишут, что эти… улики для полиции нужны! И…

— Экий болван! — чувством произнёс капитан, послушав его и заткнув ещё одним ударом по уху, но в этот раз скорее символическим, — Вот она, грамотность для низших классов…

Остановив свой взгляд на открытом походном несессере, в котором недостаток приборов прямо-таки вопиял к небу, капитан повернулся к Ваньке, выразительно вздёргивая бровь.

— Так это… и была недостача прежде, вашество, — но крохотная пауза и короткий взгляд, вильнувший в сторону унтера, сказал капитану всё нужное.

— Была, — усмехнулся тот, как могла бы усмехнуться змея, — ну-ну…

Проводить расследование, карать и уличать, капитан, впрочем, не стал. А уж была ли эта пресловутая, своеобразно понимаемая честь мундира, или нежелание утруждаться, или…

Обошлось, ну да и ладно! Ко всеобщему облегчению.

Пятнадцать минут спустя за телом приехала чуть запоздавшая госпитальная повозка, и поручика без особого пиетета положили на голые, пропитанные протухшей кровью и густо провонявшие мертвечиной доски. В занозистых щелях меж ними виднеются застрявшие нитки и клочки одежды, оставшиеся от мертвецов, и…

… приглядываться слишком тщательно, а тем более задумываться, Ванька побоялся. Эмоции, прежде замороженные, будто начали оттаивать, а проверять уровень выдержки и брезгливости он благоразумно не стал. Во избежание.